Чем кофейки лучше чаек

Когда Амалия наконец взлетела, горизонты ее значительно расширились.

Но однажды на нее падает пингвин Пропеллерс — изобретатель, мечтающий окрылить весь Лиссаслонск, — и жизнь Амалии расцветает новыми красками. Теперь Амалия и Пропеллерс выдумывают все новые и новые летательные аппараты, поднимая в воздух и Сезара, и Ежа, и всех желающих — от слонов до червячков. И в один прекрасный день дело выходит из-под контроля… Пока в город не возвращается енотиха Франческа, которой почему-то совершенно не хочется летать.

Амалия уверена — всегда можно найти компромисс и примирить землю и небо! И у нее, конечно, все получится!

— Послушайте, Амалия! — произнес пингвин так торжественно, будто обращался не только к Амалии, а к целому городу. — Каждый из нас… любой из нас! Да что я мелочусь… — он медленно и значи- тельно обвел взглядом кафе. — ВСЕ! Все мы имеем право на полет! Каждый достоин летать! Взмывать на крыльях ввысь, парить!

Пингвин говорил, прикрыв глаза и воздев крылышки вверх, и выглядел так вдохновенно, что Амалия невольно им залюбовалась. Но чем дольше говорил изобретатель, тем меньше она слышала, тем глубже погружалась в собственные мысли, которые внутренний голос подавал ей одну за одной, будто услужливый официант в кафе.

Эти мысли так напоминали пингвиньи, а ее собственные воспоминания о недавней радости первого полета были так свежи, что речь пингвина баюкала и качала Амалию, словно морские волны. И все же…

— И все же… — словно всплыв из глубины моря на поверхность, Амалия озабоченно перебила пингвина. От неожиданности тот остановился, и Амалия, осторожно подбирая слова, продолжила: — Подумайте, дорогой Археоптерикс, то есть Пропеллерс. Во-первых, не у всех есть крылья! И потом, у нас здесь, в Лиссаслонске, многие уже летают. Это во-вторых! — как бы невзначай доба- вила она и скромно потупилась, хотя на самом деле больше всего на свете ей хотелось бы сказать, что вот, например, она, курица Амалия, уже летает, даром что курица! Вместо этого она указала на толпившихся у входа в кафе чаек. По своему обыкновению, те что-то шумно обсуждали, галдели и через слово хохотали. — Вот! Чайки тоже. Например.

— Хм, говорите, чайки… — Пингвин, внимательно выслушав Амалию, задумчиво уставился на птиц и совершенно неожиданно парировал: — А кофейки?.. Кофейки здесь у вас летают?

Ошарашенная резким и (здесь Амалия поддержала свой внутренний голос) непоследовательным переходом пингвина, курица поперхнулась фирменным смузи из спирулины и морского винограда и растерянно покрутила клювом из стороны в сторону:

— Ко-ко-ко-кто? Ко-ко-кофейки?

— Именно! — Пингвин резко взметнул обломок искусственного крыла к потолку, чем вызвал новый перьепад. — Я так и говорю, ко-фей-ки!

Курица снова помотала головой и виновато взглянула на чаек. Чайки замолкли и аккуратно подошли поближе. Склонив головы набок, они с интересом прислушивались.

— Видите? Вот, сами же видите! — сказал пингвин и строго посмотрел на чаек. — Чай-ки летают. А кофейки НЕ ле-та-ют! — Пере- ключившись на Амалию, он запальчиво продолжил: — Но вот скажите, чем кофейки хуже чаек?

Амалия растерянно молчала, переводя несчастный взгляд с пингвина на чаек и обратно. Чайки тоже молчали. Они оглядывались в поисках несчастных по их вине кофеек и пожимали плечами, не найдя никого хотя бы отдалённо похожего на таинственных оби- женных птиц.

— Вот именно! Вам нечего сказать. А мне — наоборот! — с азартом воскликнул пингвин и снова захлопал крыльями по округлым бокам. — Еще увидите, как полетят кофейки! Я, Археоптерикс Миракл Пропеллерс, готов терпеть любые жертвы ради этого! Я готов сделать все, ВСЕ ради этого! — изобретатель всхлипнул и ударил в грудь крылом. — И пусть я буду падать, пусть буду разбиваться вновь и вновь, но мы достигнем нашей цели! Все лиссаслончане смогут летать! Без исключения!

Чайки натужно хихикнули, потоптались у входа и вышли из кафе. За громко хлопнувшей дверью раздался дружный гогот, и Амалия слегка подпрыгнула.

— Ох-квох! — только и смогла произнести она.

В глазах у курицы стояли слезы, в горле — комок морской капусты. По-флотски, разумеется. На этот раз Амалия разволновалась не на шутку. Ей было одновременно неудобно за чаек, обидно за кофеек и радостно за пингвина. Такое богатое разнообразие чувств растревожило и внутренний голос, и воображение Амалии.

— Может, вы и в этом мне поможете? — изобретатель доверительно придвинулся к курице, приняв ее слезы за сочувствие. И не ошибся. Амалия с готовностью закивала.

— Понимаете, мне нужны испытатели, — понизив голос и не отводя взгляд от курицы, проникновенно прошептал пингвин. — Ну, знаете, летчики-испытатели.

— Летчики? — тоже понизив голос, переспросила Амалия и по- чему-то оглянулась.

— Ну да. Добровольцы, — пингвин облизнулся, словно только что проглотил суши из свежайшего морского окуня, и тоже огляделся по сторонам. — Желательно крупных размеров. Я бы даже сказал, особо крупных! — прошептал он и уже смелее и почти вызывающе добавил: — Ну, скажем, слон! Да, слон!

Тут уже Пропеллерс закинул ногу на ногу и скрестил крылышки на груди, с удовлетворением наблюдая за реакцией Амалии.

Амалия зажмурилась, и перед ее куриными близорукими глазами послушно пролетело стадо слонов. За ним — второе. Воображение радостно выпускало их одно за другим, и слоны парили над городом разноцветными шариками и резвились в облаках, словно морские выдры в волнах. Амалия так и не узнала, на что еще способны слоны, свободные от действия гравитации, потому что внезапно услышала внутренний голос, который сообщил воображению, что это уже совершенно лишнее и определенно чересчур. И хотя Амалия обычно не препятствовала полетам собственного воображения, на этот раз она признала правоту внутреннего голоса и вернула стадо на землю. А заодно попыталась вернуть на землю и пингвина. Точнее, раздувшееся, разбушевавшееся пингвинье воображение.

Продолжение вы сможете прочитать в книге «Амалия Коко встает на крыло».