Наверняка вы замечали, что в наших материалах встречается термин «сексуализированное насилие». И многих интересует вопрос: куда делся более привычный термин «сексуальное насилие»? Сейчас расскажу.
Начнем с того, что у слова «сексуальный» — сугубо положительные коннотации, потому что добровольный секс — это, в общем-то, отличная вещь. Сексуальный мужчина, сексуальный голос, сексуальное белье… Я даже слышала от одного американца выражение «сексуальный суп»: не в смысле, что он к супу испытывает какие-то противоестественные желания, а в том смысле, что блюдо красивое, интересно сервировано и такое не грех подать на свидании, если хочешь впечатлить. В общем, если вы не моралист, вооруженный стопкой религиозных текстов, слово «сексуальный» для вас будет иметь скорее положительную окраску.
Поэтому, если мы называем преступление против половой свободы «сексуальным насилием», мы как бы приписываем этому явлению дополнительные качества, которые ему отнюдь не присущи. Сексуальный — это возбуждающий, приятный, желанный, интригующий. А насилие таковым не является. Если вы мне сейчас скажете, что язык так не работает и я натягиваю сову на глобус, то спешу огорчить: не натягиваю. Анекдот про бисексуального маньяка взялся не с потолка.
Термин «сексуализированное насилие», при том что остается вполне понятным образом связанным с сексом, не несет в себе скрытой положительной окраски — этим и хорош.
Что еще важнее — этот термин шире. Когда речь идет о сексуальном насилии, люди представляют себе разнообразную пенетрацию, нападение, сопротивление и так далее. Однако покуситься на половую неприкосновенность можно даже без участия гениталий — и тут возникает вопрос: а как это называть? Вот, например, юную девушку зажали в углу старшеклассники и пощупали. Никакого недобровольного секса, никаких синяков, даже юбка не помялась, а психотравму получить от таких действий — как нечего делать. На сексуальное насилие ситуация не тянет, учителя назовут такие действия в лучшем случае буллингом, Уголовный кодекс РФ, если сильно повезет, охарактеризует поступок старшеклассников как мелкое хулиганство. Но определение «сексуализированное насилие» вполне точно может описать произошедшее.
Есть куча явлений, которые не дотягивают до звания «сексуального насилия», но портят людям жизнь: харассмент, непрошенные дикпики, стелсинг, фроттажисты в автобусе, эксгибиционисты в парке, кэтколлинг, порноместь, задирание юбок девочкам в школе, — и все это можно назвать «сексуализированным насилием».
Агрессоры — очень хитрые существа. Они всеми силами стремятся размыть ответственность, сузить определение насилия до предела и все, что выходит за эти пределы, объявить шалостью, шуткой, потерей контроля и так далее. Человек уломал пьяную девушку на секс? Это не изнасилование! Начальник сказал, что либо увольнение, либо секс-услуги и повышение? Это не изнасилование! Мальчики расстегивают девочкам лифчики на уроках? Ну не насилуют же! За попу в метро пощупали? Какие все нежные стали, радовались бы!
Короче, агрессорам удобно считать, что «сексуальное насилие» — это нападение на девственницу в юбке до пят в парке, а то, что делают они или их друзья, — это просто разнообразные версии нормы. Термин «сексуализированное насилие» выводит их действия за пределы нормальности. Да, вот так: ты можешь даже член не обнажить — и все равно стать насильником.
Кстати, введение нового термина уже привело к интересным результатам. Сейчас появляется все больше материалов о сексуализированном насилии и о людях, которые в нем замешаны. И в Сети, помимо традиционных вскриков: «Ой, теперь любой неудачный секс будут объявлять изнасилованием!», стали появляться новые, очень манипулятивные высказывания, прикрывающие заботой о пострадавших и «объективностью» оправдание насильников. Общее содержание их таково: «Всеми этими разговорами о сексуализированном насилии вы вредите настоящим жертвам изнасилований, потому что отвлекаете от них внимание».
Сюрприз: нет никаких «настоящих» и «ненастоящих» пострадавших, если речь идет о сексуализированном насилии и в деле не фигурирует преднамеренная клевета. Девочки-подростки, которых щупали в автобусах всякие мутные личности, заслуживают внимания к своим проблемам не меньше, чем жертвы маньяков-насильников. Мы не должны делить боль на сорта и допытываться, кому хуже. Наш долг как общества — отделить нормальное от ненормального, очертить границу, за которую вступать не следует, и дать имя тем, кто за нее заступил. Они не просто дурачки, шутники, настойчивые люди или мудаки, а насильники — даже если Уголовный кодекс их пока таковыми не считает.
Мерч
Рассылка
