Родительство — это политический акт

В связи с последними неутешительными новостями из США, в которых хотят отдать решение о легальности абортов на волю правительств каждого штата, в интернете вновь начали обсуждать, что заинтересованность государством в деторождении, как правило, ограничивается периодом времени до родов, а что происходит с ребенком потом — мало кого волнует.
Фото: Adobe stock

В этом вся суть людоедской пролайферской риторики — жизнь детей бесценна до тех пор, пока эти самые дети не появятся на свет, а все, что будет с ними дальше — забота родителей (чаще — матерей), которых силой вынудили принять одно из важнейших решений в их жизни.


Кажется, пора признать, что правительства многих стран озабочены детьми в двух ролях: будущих солдат и налогоплательщиков, а как они дойдут до этих ролей — не так и важно.


Демографическая политика, которой могут похвастаться многие страны, чаще всего направлена не на то, чтобы поддержать семьи с детьми, а на то, чтобы заставить женщин больше рожать и реже делать аборты.

Революционная мысль, к которой пришли, пожалуй, пока разве что только гуманные скандинавы, заключается в том, что из вчерашних детей вырастают не только безликие налогоплательщики. Из них вырастают вообще все — врачи, полицейские, учителя, предприниматели, ученые, прохожие, пассажиры метро, соседи по дому, депутаты и губернаторы.

Ну то есть важно не только то, сколько детей и какого пола (привет, Китай!) «нарожают бабы», а еще важно, что с этими детьми будет происходить от момента их рождения до совершеннолетия. И вот здесь люди у власти печально умывают руки. У детей есть родители — уже как будто бы сформировавшиеся граждане, а тех, у кого нет, отправят в мясорубку системы детских учреждений, которая десятилетиями существует скорее ради отчетности, чем ради этих самых детей.

Таким образом можно сделать нехитрый вывод: родительство — это не просто выбор тыквенных пюрешек и «ма-ма мы-ла ра-му», это — политический акт. То, что происходит за закрытыми дверями, все наши решения, действия, правила, объяснения — это не просто то наследие, которое мы оставляем нашим детям.


Это прямой политический акт — мы в своих квартирах, на детских площадках и в коридорах детских садов определяем то, каким будет общество через 15–20 лет.


Простите, если груз ответственности родительства внезапно стал на несколько тонн тяжелее — это неприятная, болезненная, но правда, которую можно наблюдать в действии прямо сейчас.

За время работы в изданиях для родителей я составила некий мозаичный портрет российского родительства — это не значит, что его можно примерить на каждого родителя, скорее всего, если вы читаете нас регулярно, то этот образ покажется вам отталкивающим и обидным.

Однако если оглянуться по сторонам и высунуться из своего комфортного пузыря, можно без труда заметить те вредоносные родительские тренды, которые существовали годами, и которые не могли пройти бесследно — не только для конкретных людей, но и для всего общества. В этой колонке я хочу отметить некоторые из них.

Наказания

Постсоветская система воспитания прочно стоит на системе наказаний и поощрений как ведущей воспитательной силе. Поступил плохо — наказан. Поступил хорошо — поощрен (или, как нередко бывает — не наказан, что уже вроде бы неплохо). Проблема в том, что нередко вот это самое «плохо», за которым следует наказание в любой форме, оказывается очень размытым, непонятным и субъективным.

Да, детские психологи уже мозоли натерли на пальцах, призывая родителей быть последовательными и предсказуемыми, но тем не менее до сих пор во многих семьях наказания применяются в любой неугодной родителю ситуации.


Что выносит из этого ребенок? Что поступить «плохо», не ведая того, можно практически в любой момент, наказание неминуемо, послушание — единственный способ его избежать, и лучше вообще не высовываться и играть по правилам.


Бесспорно, прекрасные благодетели для удобного и послушного ребенка, которым гордятся родители, учителя и соседи, но опасные качества для взрослого человека и гражданина. Дети вырастают, обрывают связи с родителями, перестают бояться батиного ремня, но ощущение того, что ты можешь быть наказан за любое проявление себя, остается, и избавиться от него удается далеко не всем.

Легализация насилия

Об этом, кажется, уже написали миллион раз, но это не повод оставлять этот пункт в стороне. Легализация насилия в родительстве напрямую вытекает из системы наказаний. Наказание — это по сути оно и есть, то самое насилие, которое не плохое, а праведное, оправданное, направленное на благую цель.

Если ребенок бьет родителя — это ужасный плохо воспитанный ребенок, с которым надо что-то делать. Если родитель бьет ребенка — это потому что ребенок этого заслужил, довел, поступил плохо, не послушался с первого раза. Действие одно, а вот окраска совершенно разная — такой вот логический парадокс.


Потом насилие выходит за пределы детской и продолжает плодить парадоксы.


Бить никого нельзя, но если тебя ударили, то в ответ можно. Бить никого нельзя, но если ты сильнее, то у тебя явно больше власти. Девочек бить нельзя, но если она довела и никто не видит, то можно.

Миллион «нельзя, но можно», которые сводятся к одному — условному делению любого насилия на «плохое» — несправедливое, подлое, обидное, вредоносное, и «хорошее» — благородное, оправданное высшей целью и благими намерениями.

Судя по комментариям практически к любому тексту про насилие над детьми или женщинами, немало наших соотечественников все еще живут в этом двойственном мирке, в котором одни и те же действия могут быть и хорошими, и плохими одновременно, и никакие логические концепции им нигде не жмут.

Так и выходит — сперва мы растим ребенка, внушая ему, что мама имела право разозлиться и дать леща, а потом ребенок вырастает и свято верит в то, что жертвы изнасилований и хулиганских нападений сами виноваты и спровоцировали нападающего.

Рука об руку с легализацией насилия идет толерантность к нему же. Здесь долго объяснять не буду — подробнее писала вот здесь, но это о том, что не обязательно быть автором насилия для того, чтобы его поддерживать. «Получил? Ну так тебе и надо!» — говорят люди, которые, может быть, и не стали бы лично никого бить, но при этом акт насилия по отношению к тому, кто слабее, глупее, неправильнее, чем следовало бы, их не возмущает и не удивляет. Они наоборот одобряют и поддерживают его, потому что знают — выражать мнение, альтернативное мнению того, кто сильнее, может быть опасным и для них самих.

Система превыше всего

Кажется, это осталось еще с советских времен — непогрешимая власть общественного над личным, которая, пережив развал Советского Союза, превратилась в нечто и вовсе монструозное. Общественное давление на родителей, хотя и начинается сразу же с роддома (это я про миллион бабкиных заветов, суеверий, стереотипов и антинаучных рекомендаций), становится сильнее и сильнее по мере того, как ребенок из родительского дома переходит в сад и школу.

Помните, как в начале я писала, что государство мало волнуют судьбы детей, если это только не нерожденный плод и не совершеннолетний гражданин? Так вот, есть нюанс — через образовательные институты государство также пытается принять участие в формировании будущих граждан — и делает это, будьте уверены, в своих личных интересах, а не в интересах этих самых граждан.

И здесь родители попадают в ловушку. С одной стороны, сад и школа созданы для того, чтобы разгружать родителей и давать детям все те навыки и знания, которые им потребуются во взрослой жизни. С другой стороны, для многих родителей это значит, что они могут полностью выключиться из образовательного процесса и слепо довериться системе. Более того — вставать на ее сторону, когда это необходимо.

«Марьиванна говорит, что ты на уроке хамил и дерзил, значит так оно и было!» — говорят они, тем самым показывая, что мнение Марьиванны, с которой они видятся раз в полгода на родительском собрании, им важнее, чем мнение собственного родного ребенка. «Ну раз сказали на утренник надеть военную форму и выучить странненький стих про готовность умереть за Родину, то так мы и сделаем».

Причин тут, конечно, немало. Это и выученная беспомощность самих родителей (которой их когда-то научили их собственные родители), и нежелание лезть на рожон и вступать в конфликты (а то будет наказание — см. первый раздел), страх, отсутствие времени и моральных сил — да много всего. Проблема лишь в том, что дети, наблюдая за всем этим, учатся тому же — покорности, непререкаемости авторитетов и святой вере в то, что кому-то там где-то там, кто умнее, больше, сильнее и вообще прав, виднее — по любым вопросам.


Опять-таки — удобные качества для послушного ребенка и покорного взрослого, но так себе добродетели для полноправного гражданина своей страны, который должен критически оценивать систему, а не слепо ей подчиняться.


И да, я понимаю, что меньше всего современные родители нуждаются в дополнительной ответственности на свою голову. Но так вышло, что эта тема становится актуальнее и актуальнее с каждым днем и каждым нововведением в области деторождения и образования.

Поэтому я вас прошу, умоляю даже: помните о том, что родительство — это не какой-то отдельный изолированный мир с синим трактором и шоколадками, это не просто фаза жизни, которую надо перетерпеть — это самый настоящий политический акт с очень отложенным действием.

Те решения, которые мы — маленькие, безликие, незначительные и никому неизвестные люди — принимаем сегодня, напрямую определяют то, каким будет будущее нашей страны и нашего мира. Амбициозно? Может быть. Но только после того, как люди это примут и осознают, мы сможем надеяться на то, что будущее будет чуть менее мрачным и разрушительным для всех нас.