«Психоз у ребенка разделил нашу жизнь на до и после». Истории детей, которым диагностировали шизофрению в раннем возрасте

Шизофрения диагностирована примерно у 0,5-1 процента людей. При этом примерно в четырех процентах всех случаев шизофрения начинается до 15-летнего возраста и лишь у одного процента больных — до десяти лет.

В этом материале — истории детей, которым диагностировали шизофрению в возрасте до десяти лет.

Наталья, мама Леши (восемь лет)

Диагноз — параноидальная шизофрения с нарастающим эффектом

У сына случилась манифестация шизофрении, когда ему было пять с половиной лет. До этого момента он разговаривал, развивался, как обычный ребенок, ходил в кружок по рисованию.

Психоз, начавшийся у Леши три года назад, разделил нашу жизнь на до и после. В пять с половиной лет он резко перестал разговаривать, понимать речь, реагировать на обращения. Это быстро прогрессировало. Сын перестал отвечать на вопросы о том, что он хочет съесть. В ответ он кричал. Я не могла привлечь его внимание, он не смотрел на меня, не включался в игру. Вместо этого он начинал издавать какие-то звуки.

Мы не сразу заметили, что у Леши начались галлюцинации. Сначала он стал терять способность говорить и реагировать, стал уходить в себя, это были признаки аутизма. Потом у него проявились признаки шизофрении — навязчивые мысли, бредовые идеи и галлюцинации.

Первые галлюцинации, которые мы заметили, были такими: он мог прибежать и сказать: «Папа меня звал», когда папы не было дома, или сказать, что я его ругала, хотя этого не было. Он мог говорить, что у нас дома подвал, который мы от него прячем, хотя подвала не было. Он кричал какие-то бессвязные вещи в пустоту. Мог смотреть в пустоту, подойти ко мне и начать кричать: «Не трогайте ее!» После этого он резко забывал о том, что он только что видел, и успокаивался. Еще Леша перестал есть, потому что ему постоянно казалось, что с едой что-то не то.

Сначала мы с мужем думали, что у ребенка стресс от недавнего переезда. Когда через несколько месяцев стало понятно, что симптомы не проходят, мы повели ребенка к неврологу, который сказал, что у сына галлюцинации, и отправил нас к психиатру, чтобы тот выписал нейролептики.

Первый психиатр отрицал шизофрению у ребенка, сказал, что у сына аутизм. Потом я узнала, что у аутизма та же симптоматика, что и при шизофрении, только при шизофрении к ней добавляются галлюцинации. Врач, видимо, не поверил нам, что у ребенка были галлюцинации. Он сказал, что шизофрения в таком раннем возрасте проявляется крайне редко. Мы оформили сыну инвалидность, и нам поставили диагноз «атипичный аутизм».

Интересное по теме

«Мне было страшно — врачиня так и стояла под нашими окнами до поздней ночи». Как я получала справку об инвалидности своего ребенка

После первого психоза он целый год восстанавливался без нейролептиков, стал понимать речь, и мы думали, что у него больше не будет психозов. Но через год у него снова начался психоз, пошли ухудшения, у него опять начались галлюцинации. Тогда мы попали к дефектологу, которая сказала, что, скорее всего, у сына все-таки шизофрения. Мы пошли к другому психиатру, и тот выписал нейролептики. У него стоит диагноз «параноидальная шизофрения с нарастающим эффектом».

Весной 2023 года у ребенка случился третий виток психоза: он начал терять навыки, у него появились очень активные галлюцинации, справиться с которыми не помогали даже нейролептики. Галлюцинации случались по несколько раз в день: он говорил, что кто-то сидел на его стуле, орал на него, плакал. Если раньше галлюцинации длились по минуте или полминуты и проходили сами, то теперь они продолжались по 15 минут. Например, однажды он кричал, что за ним охотится домофон, и убегал от него. Я смотрела на время и ждала, когда пройдет 15 минут и приступ закончится, потому что обычно за это время он проходил. Галлюцинации могли случаться у него 50 раз в день, он мог быть в ужасе и кричать. Когда такое состояние продолжалось по несколько дней подряд, это было очень тяжело. Он не кидается на людей, у него не было агрессии.

Сын принимал максимальные дозы нейролептиков, его перевели на галоперидол, но ничего не изменилось. Нам сказали ложиться в психиатрическую больницу на два месяца. Мы не хотели этого. Тогда нам сказали пить галоперидол в максимальных дозах. Сейчас у ребенка ремиссия, уже несколько месяцев у него нет галлюцинаций, но он до сих пор пьет галоперидол.

Из-за этой болезни я потеряла своего ребенка. Было ощущение, что у меня забрали здорового ребенка и подсунули тяжелого инвалида. Он стал по-другому двигаться, у него начали течь слюни, сейчас из-за побочных эффектов от нейролептиков он очень изменился. Я долгое время не могла смотреть видео, на которых видно, каким ребенок был до шизофрении. Я так и не посмотрела их. До манифестации он был живым ребенком, у него была энергия.

Сейчас его поведение напоминает поведение трехлетнего ребенка, хотя ему уже восемь. У сына нет умственной отсталости, но и сохранного интеллекта нет. Большую часть времени он проводит в школе — он учится в классе для детей с умственной отсталостью, умеет считать до десяти, читать не умеет, потому что не запоминает буквы. Сейчас, когда прошло три года, его ремиссия воспринимается как обычная жизнь. Это обычный ребенок, который не сможет учиться в обычной школе, но он все понимает на бытовом уровне и ничего плохого не делает.

Самое тяжелое для меня сейчас — это его истерики. Я помню, что у него появилась идея разбрызгивать везде баллончики с лаком для волос. Он их искал по квартире и распылял. Ругать его было бесполезно, потому что он не воспринимает замечания. Сейчас он может только орать и истерить. Приступов галлюцинаций у него не было давно.

У нас четверо детей. Когда у сына начался психоз, я уже была сильно беременна третьим ребенком. Это была запланированная и желанная беременность. Четвертого ребенка мы начали планировать, когда сын сидел на нейролептиках и мы думали, что уже со всем справились. Думали, что дальше не будет осложнений.

Мы с мужем в браке 12 лет. До того как Леша заболел, мы проходили кризис и даже думали о разводе, но диагноз ребенка нас, напротив, сблизил и сроднил. Мой муж стал активно участвовать в лечении: он сам оформлял инвалидность Леше, потому что я была беременна. Он и сейчас может остаться с сыном, забирает его из школы.

Наша старшая дочь, которая взрослее сына на два года, очень быстро стала воспринимать состояние брата как обычное явление. Когда шел первый год его психоза, как-то раз на детской площадке он начал бессвязно кричать, другие дети настороженно и удивленно на него посмотрели, а старшая сестра сказала им: «Не обращайте внимания, он всегда так делает». Все успокоились и продолжили играть. Галлюцинации брата ее не трогают, да и не касаются.

Вся семья уже адаптировалась к поведению Леши. Сейчас он не творит ничего страшного, только кричит. Он хорошо относится к малышам, детям, любит их. Он говорит, что хочет полный дом малышей, защищает маленьких. Если я строго говорю с младшими детьми, он прибегает и говорит: «Ты что, обижаешь ребенка?»

Если шизофрения будет прогрессировать, то мы решили, что Леша навсегда поселится в доме для инвалидов. Я бы хотела дотянуть этот момент до того, как сын станет подростком, потому что он очень привязан ко мне, ему сложно будет в незнакомом месте, это будет тяжелым испытанием для его психики. Раньше я отрицала возможность интерната, но сейчас я понимаю, что если его состояние не будет поддаваться нейролептикам, то мы его отдадим.

У нас нет знакомых родственников с шизофренией. Поэтому откуда она появилась, неизвестно.

Анастасия, мама Семена (19 лет)

Диагноз — шизофрения, особый вид течения, отсутствие ремиссии

Сын родился нормальным ребенком, он успел научиться разговаривать и даже уже читал стихи. Но когда ему было два года и девять месяцев, у Семена случились первые галлюцинации. Он простудился и лежал с температурой, когда вдруг начал кричать: «Муха!» — хотя никакой мухи не было, а он в ужасе от этой мухи орал целый час. Потом с ним стали происходить какие-то странности, например, когда мы наряжали елку, а он вдруг невпопад говорил: «А папа принесет хлеб», хотя о хлебе не было и речи. Это было странно, но мы не обращали на это внимания. Потом он стал все чаще что-то говорить невпопад. Бывало, что он выходил на дорогу и кричал: «Зеленая машина», когда на дороге не было машин.

Врачи сказали, что это могут быть обычные фантазии, а не галлюцинации. Но Семен у меня уже четвертый ребенок, я знала, что дети себя так не ведут.

У меня в блоге часто спрашивают, почему сыну диагностировали шизофрению, а не аутизм. Действительно, у шизофреников и аутистов много схожего. Сначала врачи думали, что у него аутизм. Но потом врач сказала, что дикий крик сына и изменение поведения указывают на шизофрению. Нам поставили соответствующий диагноз и выписали галоперидол.

Первый год после постановки диагноза я постоянно плакала. Мне казалось, что у Семена очень стыдный диагноз. До сих пор, когда я пишу в соцсетях слово «шизофрения», меня немножечко да передергивает. Помню, как я спросила врача, что говорить окружающим про его болезнь, она сказала: «Говорите, что это аутизм».

Интересное по теме

«Педиатры сделали мне справки, что это таблетки от аллергии»: истории родителей, которые воспитывают ВИЧ-положительных детей

Когда мы с сыном пришли в интернат на реабилитацию, мне стало легче: там я увидела семьи, которые уже давно оказались в такой же ситуации, как и мы. Многие мамы и дети были очень красиво и хорошо одеты. Тогда я подумала, что чем сложнее случай, тем красивее одеты ребенок и мама — как будто это такая компенсация того горя, которое они проживают. Мне там очень понравилось, я со многими подружилась. Я увидела многих детей с такими же диагнозами, и мне становилось проще.

Семен начал ходить в интернат в Южном Бутове «Роза ветров» — там ему очень нравилось, он быстро адаптировался. Там были очень внимательные сотрудники, которые бережно обращались с детьми. Например, как-то раз Семен пошел на урок столярного мастерства, надел халат, намазал его клеем, лег на пол и приклеил себя к полу. Он так пошутил. Все удивились тому, какое у него чувство юмора. Он ездил туда на пятидневку, а выходные проводил дома. Он запомнил там всех ребят и очень любил со всеми общаться.

Кроме Семена, у меня еще пятеро детей. Я многодетная мать и всегда занималась детьми дома. Болезнь Семена не испортила наши отношения с мужем, он всегда был включен в жизнь детей. Кстати, в нашей группе в интернате было 12 человек и только у одного не было папы. За остальными постоянно приезжали отцы.

Я очень боялась того момента, когда ему исполнится 18 лет и придется искать новый интернат для взрослых. Сейчас он уже два года сидит дома, ему 19 лет. Семен принимает по 16 таблеток в день, потому что дома его состояние ухудшилось и пришлось увеличить дозу. У него утеряны какие-то навыки, потому что рядом мама и он не хочет их практиковать. В Москве есть интернаты для взрослых, но они рассчитаны только на 146 человек, которые остаются там пожизненно. Мы ждем, когда освободится место для Сени.

Я мечтала вести блог о вязании, но, когда стало понятно, что мне еще долго нужно будет заниматься ребенком, потому что пока он не может попасть в интернат, я решила, что буду вести блог о нем. Оказалось, что мой блог стал помощью другим мамам.

Психиатр Сергей Озоль

автор канала о детской и взрослой психиатрии

Для того чтобы верно диагностировать шизофрению, врач-психиатр обязан соотнести состояние человека с критериями заболевания, которые указаны в современных классификациях заболеваний. Шизофрения проявляется проблемами во всех сферах жизни. Ее симптомы разделяют на позитивные и негативные. Позитивная симптоматика — это галлюцинации, бессвязность речи, болезненная убежденность в чем-то. Например, человек уверен, что сосед хочет его отравить или его действиями кто-то управляет. Негативная симптоматика — уплощение эмоций (сильно пониженная или безразличная эмоциональная реакция), проблемы в социальной сфере, например, человек может начать хуже учиться, меньше взаимодействовать с людьми.

Добиться ремиссии при шизофрении помогают современные препараты. Считается, что если через пять лет это состояние к человеку не вернулось, то риск того, что оно возникнет снова, равно той же вероятности, что и у здорового человека. У некоторых людей с диагнозом «шизофрения» приступы случаются редко, и благодаря терапии можно не испытывать проблем с социализацией: работать, создать семью и жить благополучной жизнью.