Наша читательница Дарья ведет блог «Кротовая нора», где недавно опубликовала рассказ «Тигрица», посвященный теме ментального здоровья после родов. «Я хотела бы, чтобы как можно больше женщин, страдающих от послеродовой депрессии или имевших такую проблему раньше, прочитали этот рассказ. Я надеюсь, что это может дать им некие силы, толчок для начала борьбы с болезнью, выведет их к свету из тьмы», — написала она в письме в редакцию. Дарья попросила нас опубликовать созданную ею метафорическую историю у нас. Мы с радостью представляем ее вам. Оригинал рассказа находится по этой ссылке.
Все закрутилось, когда появились близнецы. Моя жизнь, до этого довольно спокойная, состоявшая из привычных и стабильных вещей: бодрящего утреннего душа, работы, разбора домашнего задания с сыном, поездок на общественном транспорте, уютных вечеров, разговоров с мужем - моя жизнь раскололась пополам, как любимая кофейная чашка, из которой пил всю жизнь. В ней больше не было ничего стабильного, ничего спокойного. Этого, конечно, следовало ожидать уже тогда, когда на черно-сером экране узист увидел два округлых белых пятна. Над этим шутили знакомые, узнав о двойной удаче: «Ну все, держись!». Почему-то ожидания были далеки от реальности. Близнецы были активными, требовательными, постоянно голодными существами. Они вдвоем совершали столько движений в один момент времени, что казалось, будто в этих двоих вселились все младенцы мира: красные, голые, сморщенные, с постоянно открытыми ртами и дрожащими в них язычками. Я брала их на руки, всовывала в вопящие ротики налитую до боли грудь, спала с двумя тельцами по бокам, ходила с ними по дому, но я их не любила. Они как будто выпили мое счастье и спокойствие вместе с моим молоком. Мне страшно в этом признаваться, но иногда я подходила к окну и присматривалась, думала, что будет, если я их туда уроню. Хотя бы одного.
Муж и сын радовались, они были счастливы. Они целовали малышей в макушки, гладили ручки и ножки, могли даже поменять подгузники. Тем не менее жизнь этих счастливчиков оставалась прежней: Игорь все так же ездил на работу по утрам, Сеня ходил в школу и делал уроки. Да что уж тут, они вечером отправлялись в кровать и спали там до утра, а я оставалась наедине с двумя визжащими чудовищами, с которыми ночь не сильно отличалась от дня. Тот же крик, кормление, отрыжка на моих плечах, смена подгузника, короткий сон, который быстро прерывался, если я их оставляла, а дальше все по новой.
Было ли это новым для меня, ведь в моей жизни уже был один новорожденный? Однозначно да. Сеня был совсем другим - спокойным и тихим малышом, который спал в своей кроватке часами. Когда ему исполнилось два года, я вышла на работу, а он пошел в детский сад, где весело проводил время. Мы с ним жили душа в душу, он был послушным, умным мальчиком, отличником в школе и помощником дома. Я ожидала подобного и от близнецов: радовалась беременности, завела для них милые альбомчики. Все пошло кувырком после родов, когда, казалось, должен был наступить апогей моего женского счастья.
К их полутора годам моя жизнь немного успокоилась. Я по-прежнему не принадлежала самой себе, была взвинчена, постоянно недосыпала и выглядела как зомби из фильма ужасов, но у меня появилось полчасика на успокаивающие сериалы, близнецы научились проводить какое-то время без меня. Я начала мечтать о том, как отправлю их в детский сад. Мы подали заявление, как только они родились, и к их двум годам место уже было готово. Они теперь умели ходить и с визгами топали по дому, преследуя меня на пути в туалет и на кухню. Они открывали ящики и доставали их содержимое, так что все ценное нам пришлось спрятать там, где они не найдут. Они разматывали туалетную бумагу и ели землю из цветочных горшков, но за это время я успевала выпить кофе или кинуть в стиральную машину белье. Я вывозила близнецов на улицу на огромном двойном велосипедике, который был тяжелым, как наш внедорожник. В лифт это чудо влезало только в вертикальном положении, так что каждый день я подпирала велосипедом лампочку, когда мы спускались гулять. Близнецы в это время толкались и тянулись к кнопкам, а я обращала взор к этой лампочке, как к лучшему миру, в который я попаду, когда все это закончится.
На улице они любили ездить в своем громоздком велосипедике, и это было чудесно, ведь я могла просто идти и думать о своем. Прохожие улыбались и кидали фразы вроде: «Какие хорошенькие малыши!». Я улыбалась в ответ и кивала головой. Да, они были объективно хорошенькими, но к тому же капризными, неуступчивыми, требовательными и гиперактивными.
Перемены пришли в тот день, когда я встретила тучную женщину с сумками. Она шла вдоль детской площадки по тротуару, обливалась потом и тащила огромные пакеты, набитые продуктами. Обычная тетка, в цветастом безразмерном платье, с мелкими кудряшками, стоявшими шапкой вокруг ее головы, и густо подведенными глазами. Она остановилась перевести дух, поставила сумки и вытерла пот с лица полной рукой. В этот момент женщина увидела наш веселый паровозик, который направлялся к площадке.
— Девушка! — истошно завизжала она. Мое сердце тут же упало вниз от ужаса.
— Такая жара, — продолжала она высоким голосом с визгливыми нотками, — а ваши дети без шапочек!
Я остановилась, не поверив своим ушам. Я не нашла, что ответить, в моей душе страх медленно уступал место черному гневу.
Женщина покачала головой и, переваливаясь как огромный пингвин, двинулась дальше. В этот момент я почувствовала, что хочу прыгнуть и одним движением перегрызть ей глотку. Мои губы раздвинулись, обнажив зубы. В горле рвался наружу звериный рык. Тут близнецы, засидевшиеся на одном месте, начали выбираться из велосипедика, и жуткое ощущение прошло. «Что это я? Это ведь всего лишь прохожая, незнакомая, и, возможно, одинокая», - подумала я.
В следующий раз это произошло, когда я встретила свою бывшую одноклассницу. В те дни я пыталась плавно отлучить близнецов от груди, но не предполагала, что плавно им может не понравиться. Они вопили, дрались, лезли мне за шиворот, поэтому я наскоро одела их, и мы вытолкались на прогулку. Конечно, я и сама была одета кое-как и выглядела отвратительно: лохматые и грязные волосы, майка с растянутым воротом и ошметками каши, которой в меня плевались дети за завтраком, разношенные сандалии, в которые можно было быстро засунуть ноги. Естественно, именно в этот момент нужно было появиться Светке, с которой мы проучились до 11 класса. Она не хватала звезд с неба и в основном была занята прогулками с мальчиками, в то время как мы корпели над учебой. Мы считали ее немного умственно неполноценной и беззлобно посмеивались над ее ответами во время уроков.
Я бы никогда ее не узнала первой, если бы она не вскрикнула, увидев меня: «Маринка!» Она выглядела ослепительно: модно выкрашенные волосы с легкой укладкой, качественный и умеренный макияж, дорогая и стильная одежда. В одной ухоженной наманикюренной руке она держала картонный стаканчик из популярной кофейни, а в другой — кожаный клатч, сочетающийся по цвету с ее умопомрачительной блузкой. Наконец, чтобы добить меня совсем, она была стройной и подтянутой, а округлые плечи мягко золотились естественным загаром.
— Маринка! — улыбнулась она. — Это ты?
Я, подавленная этим великолепием, лишь шмыгнула носом.
— Я Света, — представилась она, решив, что я ее не помню. — Лебедева. Помнишь?
— Помню, — кашлянула я.
— Какие у тебя ребятишки хорошие!
— Спасибо, — в этот момент у меня отчаянно зачесалась голова, и я призвала всю свою силу воли, чтобы не почесаться у Светки на глазах.
— А я все работаю, даже некогда детей завести, — вздохнула она и назвала имя крупной иностранной компании, — муж устроил.
— Да, повезло, — протянула я, представив ее свободные вечера, но спохватившись, добавила, — повезло, что устроил.
— Ага, а ты за того студента-медика вышла? Кто он был, ортопед?
— Окулист, — вяло призналась я, покачивая велосипедик, чтобы замолчали его пассажиры, которые уже начинали терять терпение.
— Ух ты! Невероятно! — белозубо улыбнулась Светка, — найди меня в соцсетях, поболтаем.
Она шумно чмокнула воздух рядом с моим ухом и умчалась, позвякивая браслетами и оставляя после себя шлейф аромата дорогих духов.
Близнецы заныли громче, и во мне опять проснулась какая-то сила. Мне захотелось опуститься на четыре лапы, в пару гигантских прыжков обогнать идеальную Светку и оставить ее далеко позади, чувствуя, как горят мышцы в конечностях, такие сильные, что могут запросто сломать Светку, как сухую веточку. Я победно ухмыльнулась и тут же наваждение прошло. «Что это со мной?», пробормотала я вслух и покатила детей на прогулку.
В третий раз неведомую силу вызвала свекровь. Она была довольно приятной женщиной, очень деятельной и активной. Она вырастила двух детей без мужа, поставила их на ноги, не забыв и про себя. Сейчас свекровь занимала какой-то крупный пост в газетном издательстве, хотя имела лишь образование медсестры и опыт работы в детских садах. Честно говоря, я ее побаивалась и старалась во всем с ней соглашаться. Мы встретились на свадьбе сестры мужа. Многочисленные разодетые гости подъехали к ресторану на лимузинах и высыпали наружу. Я с трудом вытолкала близнецов, одетых в одинаковые нарядные костюмчики. Эти засранцы не желали вылезать из лимузина, в котором пытались носиться и падать на сиденья. Когда я вытащила их из машины, они заорали по очереди и повисли, так что одного пришлось передать Игорю, а второго понесли мы с Сеней.
Большую часть празднества я пропустила, гоняясь за своими дикими купидонами, явно решившими разнести все вокруг. Неожиданно и у меня настала минутка отдыха, когда вдруг появился чей-то мальчик с планшетом, и близнецы полезли смотреть, что там происходит. Я куда-то села и обнаружила себя в середине разговора, вернее монолога свекрови с родственницами среднего возраста.
— Вот и Мариночка такая! — ласково кивнула она в мою сторону.
Я настороженно уставилась на нее, но на всякий случай кивнула.
— Взрослые сейчас растут инфантильными, — продолжала она, — детство заканчивается к тридцати. Ничего сами не могут, ничего не умеют, жалуются.
Собеседницы закивали головами.
— Мы-то какие с вами, — воодушевленно несла свое свекровь, видно, основательно приложившаяся к шампанскому, — без стиралок, без подгузников, без микроволновок, на чистом энтузиазме!
Одна из родственниц сжалилась надо мной.
— Близнецы все ж таки дело непростое, — покачала она головой.
— Да ну, — махнула рукой свекровь, — они же друг на друге замыкаются. У меня в гостях они вечно друг с другом играют.
Как ни ужасно было это признавать, она говорила правду. В ее доме малыши почему-то вели себя идеально: они ели, что дают, играли друг с другом свежеподаренными игрушками, почти не лезли на руки.
— Это просто надо уметь, — продолжала свекровь. — Мариночка сама еще ребенок, еще не выросла как следует. Куда уж ей троих детей! Как близнецы появились, так Сенечку и забросили. Мальчик сам уроки делает, сам в школу ходит. Дом не чищен, Игоречек сам себе ужин стряпает!
С каждой ее фразой во мне наливалось что-то злое и дикое. Я внимательно слушала ее, ловя каждое слово, подпитывая свой гнев. Она продолжала вещать так, будто меня не было рядом. Она знала, что я слаба и податлива, что приму все, чем бы меня не нагрузили. Она не знала, что я начала меняться, что моя нерешительность и слабость стали превращаться в смелость и силу. Я почувствовала, как все волоски на моем теле встали дыбом, тело было готово к обороне. Губы подрагивали, готовые разойтись в зверином оскале. На ее словах «Она и зарабатывала всегда ничтожные крохи. Ну конечно, с таким-то образованием в захудалом вузе…» я встала. Я подошла к ней вплотную и наклонилась. Я смотрела ей прямо в глаза с близкого расстояния. Родственницы, развесившие было уши, подобрались и ждали, что случится дальше. Свекровь только начала говорить что-то, как я наклонилась ещё ближе, так, чтобы наши лица касались друг друга и тихо сказала: «Я тебя съем!». Несмотря на глупые сказочные слова, тетушки заохали, а свекровь испуганно отпрянула от меня. Я развернулась и ушла, оставив близнецов, достававших мальчика с планшетом.
На следующий день я позвонила маме. Она жила за тысячу километров от меня и была очень занята, в этом году моя младшая сестра окончила школу, и ей предстояло поступление в университет.
— Со мной что-то происходит, — призналась я маме.
— Психически или физически? — вздохнула в трубку та.
— Психически. И физически.
— Ты себя не бережешь, Марина! Сколько ты спишь?
— Подряд или в целом?
— Все понятно. Тебе надо к врачу, скорее всего психотерапевту, — мамин голос был усталым, словно она и была тем психотерапевтом и жалела, что придется теперь лечить и меня.
— У нас еще ГВ, вряд ли он что-то пропишет.
— Ну так хотя бы посоветует что-то. Выговоришься опять же.
У меня были родители, муж, другие родственники и друзья, но, чтобы выговориться, я должна была платить деньги незнакомому человеку.
— Спасибо, мам, уже немного полегчало.
— Тебе найти кого-нибудь?
— Не надо, я поищу в интернете. Как там Алиса?
Дальше мы обсуждали поступление моей сестры, ее подготовку к экзаменам и легкомысленное ко всему этому отношение. Да, моей маме с детьми было тоже нелегко.
Вечером я ложилась спать с твердой уверенностью, что завтра же найду врача и что-нибудь сделаю с этими припадками. Мои всплески ярости пугали меня до чертиков. Всю жизнь я была очень удобным человеком, всегда боялась кого-то обидеть или рассердить, предпочитала скорее переживать свое неудобство, чем создавать неприятности другим людям. Меня хвалили в школе, я не создавала конфликтов, безропотно подчинялась учителям и выполняла все, о чем бы меня ни попросили. На работе я продолжила быть покладистым мулом. Видимо, близнецы довели меня до какой-то черты, переступив которую я стала бы совсем другим человеком.
Тем жизнь и хороша, что ты никогда не можешь предугадать, что будет дальше. В ту ночь я ожидала вскакивания с постели, укачивания проснувшихся, подавания бутылочек и смены подгузников, но никак не того, что со мной произошло.
Я проснулась внезапно от какого-то странного ощущения. Было три часа ночи. Когда я приподнялась, чтобы посмотреть на время, у меня закружилась голова. Я уронила ее обратно на подушку, но меня замутило, и я встала в туалет. Пока шла по коридору, начали сильно чесаться руки и ноги. Я старалась вспомнить, что я такого съела вчера, и что делать, если это вдруг отек Квинке. В ванной я опустилась на коврик у унитаза и вдруг обратила внимание на свои руки: они распухли и поросли рыжей шерстью. Я встала на четвереньки и стала осматривать ноги, живот, плечи. Все стремительно увеличивалось и обрастало шерстью. Не успела паника полностью подчинить мое сознание, как рост остановился. Теперь я была огромной и еле помещалась в узкой ванной. Я взглянула вниз и увидела лапы. Тигриные лапы. Вскинулась наверх, встала и посмотрела в зеркало. На меня глазела гигантская полосатая морда. Я в шоке отпрянула от зеркала и подалась назад. Как выстрелы загремели детские горшки, ящик с грязным бельем, какие-то игрушки. Я постаралась успокоиться. Мне было тесно в этом доме. Меня могли увидеть и до смерти испугаться Игорь и Сеня. Мне надо было выйти наружу и там со всем разобраться. Осторожно ступая между стульев, этажерок и разбросанных игрушек, я добралась до входной двери. Каково же было мое разочарование, когда я поняла, что не смогу ее открыть! Оставался лишь один путь — через балкон, дверь которого была открыта настежь по случаю лета. В гостиной я случайно задела боком стеллаж с сувенирами и вазами. Никому не нужное треклятое содержимое возмущенно задребезжало. Я замерла. Мне почудилось, что кто-то из спящих зашевелился и сонно вздохнул. Я выждала полминуты и пошла дальше. Наконец цель была достигнута — я стояла на балконе, стараясь держаться подальше от бабушкиных трехлитровых пузатых банок с соленьями. Мне предстояло спуститься вниз с шестого этажа. Как это сделать, я не знала. «Говорят, что кошки умеют прыгать с высоты и даже падают, не разбиваясь. Тигры — это кошки, только большие. Но они вроде любят плавать, а кошки боятся и лапки намочить. Вдруг тигры не умеют правильно падать?», думала я, опершись лапами о край балкона. Перед домом росло большое дерево. Это был мощный дуб с извилистым стволом, а жильцы, живущие снизу, часто жаловались на желуди, усыпавшие балконы. Хотя я и была далека от представлений о своем весе, но усмотрела довольно широкую ветку, которая, скорее всего, выдержала бы меня. С этой ветки можно было спрыгнуть на какую-нибудь другую или на козырек подъезда. Мне было жутко размышлять о подобных вещах, но делать было нечего. Я примерилась, с силой оттолкнулась задними лапами от пола и бросила свое тело вперед и вниз. В ушах засвистел ночной ветер, а нужная ветка приближалась с невероятной скоростью. Я немного промахнулась, уцепилась за ветку передними лапами, безжалостно воткнув в дерево острые когти, потом подтянула заднюю часть туловища и встала. Теперь предстояло спуститься вниз и где-нибудь спрятаться. Я не представляла, что произошло и почему, но догадывалась, что показываться людям в таком виде было бы плохой идеей.
Скорее всего, было темно, Луна уже давно спряталась, но пейзаж мало чем отличался от дневного, в этом мне помогал приятный тигриный бонус ночного видения. Я решила прыгать на козырек подъезда, он был расположен довольно высоко и казался достаточно надежным. Прыгать тигры умеют, теперь я это знала точно. Я примерилась и, сделав аккуратный прыжок, мягко приземлилась на козырек. Это было удивительно, в меня словно были вшиты рессоры, смягчившие удар о крышу. С козырька я уже запросто спрыгнула на землю. Было пусто и тихо, ни огонька в окнах. Я принюхалась. Со стороны дома пахло кислой капустой, грязными носками, луком, пылью и плесенью сырого подъезда, с другой стороны, из парка, тянуло цветами, водой, пряными собачьими метками и тугим травяным запахом. Тихими перебежками в тени кустов и деревьев я двинулась в сторону парка.
Надо сказать, что я гуляла ночью последний раз лет пятнадцать назад и уже забыла, насколько это приятно. Сразу вспомнились вечера в детском лагере, где у костра происходило все самое важное, поздние прогулки с подругами, когда дома уже волновались, а ты все никак не могла оторваться от разговоров, студенческие ночи с алкоголем и песнями. Ночью по-другому пах воздух, иначе выглядели все обычные предметы, менялись звуки. Я очень любила гулять по ночам, но последние годы работа, дети, бесконечная усталость, лишили меня этого удовольствия. Сейчас, в моем нынешнем обличье, я должна была паниковать, я не понимала, что со мной случилось, и надолго ли, но почему-то не сильно переживала. Мне нравилось ощущать свое новое тело, сильное и мощное, по сравнению с которым человеческое казалось мелким вертлявым червячком. Мои лапы мягко и упруго ступали по земле, от меня в разные стороны прыскали какие-то мелкие существа. Стоило мне принюхаться, как я уже знала, что это мыши и кузнечики. Я догадывалась, что происходило днем в том или ином месте, следы прямо вставали перед глазами. У кустов отметился соседский спаниель с желтыми, вечно слезящимися глазами, пару часов назад мимо прошел молодой мужчина с кожаным портфелем, а в глубине кустов кто-то высыпал недоеденную гречку. Нюх приносил более старые и далекие запахи, но они были пока неразборчивы для меня. Тихий ночной мир оказался неожиданно полным жизни и событий.
Пробравшись в глубь парка, в самую темноту, я прилегла. Нужно было решить, что делать дальше. Лучше всего раздумывать было, вылизывая лапы.
«Неизвестно, как долго продлится мое состояние, — думала я. — Но если исходить из того, что когда-то я вернусь в свое тело, то нужно будет придумать объяснение для Игоря. Или сказать правду? Вдруг я сплю или сошла с ума?». Я попробовала куснуть себя за лапу. Было больно. Спать не хотелось, я была бодра, как никогда. Вокруг благоухала теплая ночь, пришло долгожданное одиночество. Я попробовала перекатиться на спину, но так лежать было неудобно, тогда я вскочила и побежала. Бег был невероятно быстр и приятен. Лапы двигались сами, мне нужно было только уворачиваться от летящих навстречу деревьев. Во время бега я наконец почувствовала себя свободной: зачем тигрице думать о работе или прикорме?
Впереди показался городской пруд, и я с размаху сиганула в воду. Меня тут же обняла прохладная вода. Плавала я по-собачьи, но довольно ловко. Сделав пару кругов, я вылезла на берег и отряхнулась. Впервые в жизни я чувствовала себя красивой и правильной, такой, какой я и должна быть. Жить в человеческом теле было трудно, я все время думала о том, что не соответствую высоким стандартам, постоянно находила в себе изъяны. Как же чудесно оказалось быть пушистым полосатым зверем!
Понемногу стало светать, и я почувствовала, что превращение развивается в обратную сторону. Ночное зрение стало постепенно пропадать, я начала уменьшаться. Заметив это, я кинулась в сторону дома. Не хватало, чтобы соседи увидели меня на улице в ночной рубашке или голышом. У самого дома я неожиданно упала на колени и кинула взгляд на руки. Я опять стала собой. В душе поднялась волна разочарования, но грустить было некогда, нужно было срочно подниматься наверх. Крадучись зайдя в подъезд, я кинула взгляд на часы. Шесть утра. Меня не было дома три часа. Я поднялась наверх по лестнице, в лифте меня мог кто-нибудь увидеть, и позвонила в дверь. Открыл сонный Игорь с близнецом на руках.
— Проснулись? — участливо спросила я.
— Один, — зевнув сказал муж, но тут же встрепенулся, — а ты… что здесь делаешь? Почему волосы мокрые?
— Впусти меня, расскажу, — поторопила его я, на лестничной клетке уже открывалась чья-то дверь.
Игорь попытался всучить мне младенца, но я уже проходила в спальню.
— Пошла умыться и услышала какой-то шум, — забираясь в кровать сообщила я только что придуманную легенду, — вышла в подъезд, а дверь захлопнулась.
Муж стоял, вытаращив глаза. Растрепанный близнец с силой всасывал содержимое бутылочки.
— Я посплю, пожалуй, пару часиков, — сказала я, закрывая глаза, — покорми их сам.
Не помню, что он ответил, я уже провалилась в сон.
С той ночи моя жизнь изменилась. Я больше не была ночным рабом двух наглых детенышей. Каждый вечер я ложилась спать в предвкушении волшебной ночной прогулки. Я просыпалась за несколько минут до начала превращения, шла на балкон и спрыгивала с него уже огромной тигрицей. Я научилась запрыгивать обратно вовремя, пока была еще способна это сделать, и уже на балконе превращалась обратно в человека. Меня никто не замечал. Только однажды утром на прогулке я услышала, как наш дворник Хуршед рассказывал бабкам на лавочке, что ночью видел в окно «вот такой тигра», но бабки не верили и смеялись, Хуршед был известен своим пристрастием к горячительным напиткам.
Мои ночи стали моими больше, чем раньше. Удивительно, но я не чувствовала недосыпа. Помимо ночных физических изменений, я стала меняться, как человек. Во мне проснулась уверенность, которой я никогда не чувствовала раньше. Я могла остановить любого человека на улице и что-то сказать ему. Я позволяла себе быть неудобной другим. Я спокойно воспринимала требования близнецов, и постепенно они тоже стали спокойнее. Они перестали просыпаться ночью. Странно, что для этого мне нужно было превратиться в тигра.
Однажды во время ночной прогулки, когда земля после дождя была еще мокрой и блестела в свете фонарей, я встретила тетку, с которой всё началось. Ту самую полную даму с пакетами, которая напугала меня отсутствием шапочек. Она усаживала кого-то на скамейку в парке, пьяного, мне показалось. Я следила за ними из кустов.
— Дыши, дыши, Захарушка, — приговаривала тетка, поправляя бездвижное тело, — дыши, после дождичка воздух свежий, полезный.
Пьяный закашлялся, голова его замоталась. Мальчик, поняла я, мальчик-подросток. Жутко худой, совсем без мышц, со слишком большой головой. Женщина, видно, несла его на руках из дома. «Что же, у них даже коляски нет?», - подумала я.
— Так меня напугал, малыш, — вздыхала полная женщина, усаживаясь перед мальчиком на колени, — ты дыши, дыши. Я проснулась, думала, ты помирать собрался.
Тут женщина тоненько заплакала. Мне стало страшно и больно, очень захотелось подойти и пожалеть ее. Она была наедине со своей бедой, без коляски, без медикаментов, с тяжелобольным ребенком на руках. «Какие уж тут шапочки! Ну их…», - думала я, медленно бредя в сторону дома.
Ночной мир приносил мне много открытий. Однажды я дошла до края парка, где стояло модное кафе. Там и ночами гулял народ, поэтому обычно я не рисковала забираться так далеко, но свежеприобретенная уверенность творила со мной, что хотела. Кафе жутко пахло невкусной едой, но фонарики, висевшие по периметру, выглядели миленько. Я уже собралась двигаться обратно, но тут увидела за столом Светку, свою бывшую одноклассницу. Она сидела рядом с импозантным седовласым мужчиной, видимо, мужем. Тот держал ее за руку, в другой руке у нее болтался бокал с вином. Бокал явно не был первым, Светка медленно покачивалась вперед-назад.
— Я так больше не могу, — простонала она тихо.
Мужчина забормотал что-то успокаивающее.
— Все без толку, ЭКО не помогает, — ныла Светка уткнувшись лбом себе в руку.
— Мы еще попробуем, — мягко предложил муж и погладил ее по голове, — ты только не переживай.
— Сколько? — повысила голос Светка. — Сколько еще раз будем пробовать?! Встретила одноклассницу свою, у нее близнецы!
Ее крик перешел в плач, так что даже закаленные местные официанты остановились и стали перешептываться.
«Если бы ты только знала, Света», - думала я по дороге домой и вздыхала. Мне было жаль эту изящную и ухоженную, но несчастную женщину. Я позволила ее чувствам перейти в себя, как раньше позволила это сделать чувствам полной дамы. Их переживания соединились с моими, истории плелись и перекрещивались. Я не возвышала себя на фоне этих людей, просто ощущала, что могу поднять и их на пару ступенек повыше, протянуть им руку.
Близнецы научились говорить. Это стало шоком для меня. До этого я как-то не видела в них человеческих существ, а тут мне стали открываться их маленькие души. Близнецы тыкали указательными пальцами в разные стороны и пытались назвать то, что видят. Если предмет был неизвестным, они требовали обозначить его, спрашивая: «Тето? Тето?»
Приближалась осень, а значит, их первые дни в детском саду. У меня была куча дел, я стала добровольцем детского хосписа, все-таки встреча с полной дамой и ее сыном не оставила меня равнодушной. Близнецы спокойно отпускали меня на несколько часов, оставаясь у свекрови. Я написала Светке в соцсетях, но она мне не ответила, просто добавила в друзья. Это было к лучшему, я не знала, что ей сказать, как не обидеть, хотя впустив ее чувства в себя, я увидела кусочек ее внутреннего мира.
Моя последняя ночная прогулка выдалась на тридцать первое августа. Я не догадывалась, что она будет последней, просто вдыхала всей грудью прохладный сырой воздух, заставлявший задуматься об осени и зиме. Цикады молчали, деревья понемногу скидывали листья, а в углах парка сгустился туман. Я решила пройти дальше, мимо тонкого ручейка, впадавшего в пруд, под мостом, где сильно пахло разлитым пивом, в узкую рощу около дома свекрови. Рощица была совсем редкой, несколько берез и рябин. Нужно было уходить, но я обратила внимание на машину с включенным в салоне светом, которая стояла у дома. В ней за рулем сидела моя свекровь и перебирала какие-то карточки. Дом был тих, все спали, что здесь делала мать мужа, было неясно. Пришлось подползти и заглянуть внутрь. Она плакала. Рассматривала фотографии, на которых мой муж и его сестра были маленькими кудрявыми ангелочками в вязаных костюмчиках. Дрожащими руками перебирала выцветшие черно-белые карточки и прижимала ладонь к трясущимся губам. Я впустила ее чувства в себя и поняла, что она скучает по ним, по своим детям, по пухлым щечкам, кудряшкам и маленьким пяточкам. Она грустила по тому времени, когда они были только ее, когда она могла обнимать и тормошить их целыми днями, но не делала этого, потому что были другие заботы. Моя тигриная душа заполнилась печалью свекрови, я повела ушами, и вдруг она повернулась и увидела меня. Заметив в глазах заплаканной женщины ужас, я опрометью бросилась обратно домой, унося в себе ее печаль, как добытый в схватке трофей.
Утром я зашла посмотреть, как спят близнецы. Один перевернулся ногами на подушку, второй съежился под одеялом. Оба были румяными, ресницы их оставляли тень на щечках, волосики слежались ото сна. В этот момент я перестала быть тигрицей, но со мной осталось все, что она принесла. Мои дети были людьми, и я тоже стала человеком. Я села на пол, вытянула ноги и повернула голову, чтобы удобнее было любоваться моими спящими детьми — Митей и Тимой.