«Мой сын утонул, помогите, куда мне идти?»: история мамы, чей малыш едва не умер после падения в бассейн

Все родители знают: вместе с ребенком рождается наш чудовищный страх за него, за его здоровье, за его будущее. К сожалению, по всему миру родители каждый день теряют своих детей: кто-то — в результате болезни, кто-то — из-за голода, кто-то — из-за трагической случайности.

Мы рассказывали вам несколько историй спасения детей в страшных ситуациях — и эти материалы всегда вызывали у вас большой отклик. Это понятно, ведь тема безопасности детей волнует всех нас.

Текст, который вы прочтете ниже — это письмо нашей читательницы о том, как ее ребенок едва не умер, захлебнувшись водой в бассейне. Читать его может быть непросто, поэтому если вы сейчас не чувствуете в себе сил на то, чтобы соприкасаться с подобным контентом, отложите чтение на какое-то время.

Я долго откладывала это письмо. Хотела написать, но никак не садилась за текст. Я прочитала у вас письмо от мамы, чей ребенок добрался до таблеток и наглотался но-шпы. И я подумала тогда: «Возможно, и мне стоит написать, может, это будет полезно другим и поможет мне самой».

Я наконец села за это письмо.

Это было 27 февраля. Я, мой муж и наши двое детей — старшей дочери четыре года, младшему, мальчику, восемь месяцев — пару недель как переехали в новое жилье на Кипре. Красивая вилла с видом на море и симпатичным бассейном вровень с полом. Сколько у нас было разговоров про эти бассейны. Что это опасно, что нужно ставить забор, что, может, лучше выберем жилье без бассейна во дворе. Много разговоров — и ничего, мы переезжаем на виллу, обсуждаем забор, и ни я, ни муж по этому поводу ничего не делаем.

27 февраля. Солнце освещает нашу гостиную, мы с детьми весело играем, к нам на первый этаж спускается муж. Мы болтаем, он уходит работать, я расслабленно сажусь с детьми на пол, достаю телефон, фоткаю белую плитку, всю в крошках и следах — хочу отправить подругам фото, пожаловаться, что это самый худший вариант пола для семьи с детьми.

Я так и не отправила фото подругам, и так и не удалила его из своего телефона, я храню его в галерее вместе с фотографиями из отделения интенсивной терапии в память о том, как хрупка эта жизнь и как знать и не делать — все равно что не знать.

Еще в детстве моя мама говорила мне, как опасны такие бассейны. Что в Австралии бассейны вровень с землей есть в каждом доме, и там огромная детская смертность из-за утоплений. Что австралийцы в три месяца отдают детей на плавание, чтобы те не тонули в этих опасных бассейнах. Я знала это тогда, я знала это, когда мы выбирали дом на Кипре, я знала это, когда мы въезжали в новую виллу с бассейном вровень с полом — и все равно не уберегла.

27 февраля. Я сижу на полу, смотрю в телефон и понимаю, что я не слышу сына. Моя дочь играет рядом со мной, но где же младший? Я захожу в туалет — там пусто. Заглядываю в детскую — там никого. Смотрю на кухню, перегибаюсь за барную стойку: странно, где же он? И только потом замечаю открытые двери на террасу с бассейном. В бассейне, в новом костюмчике лежит мой сын. Я помню, как прыгаю в воду, как думаю, что я его потеряла, как истошно кричу. Как наш сосед-немец выбегает из соседней виллы и хватается руками за голову. «Oh God, oh no», — произносит он.

Прибегает муж. Я кладу сына на плитку и давлю руками на грудь. Муж делает искусственное дыхание. Я не помню ни счета, ни очередности. Просто давлю на грудь восьмимесячному мальчику, а потом мой муж дышит ему в рот. Надо вдыхать или выдыхать? Сын с фиолетовыми губами лежит на плитке возле бассейна и не дышит. В голове проносится: «Сможем ли мы пережить его смерть?» Из его рта начинает выходить вода, он хрипит. Я думаю, он умер и последний воздух выходит из легких, говорю мужу: «Не верь, наш мальчик умер». Мы по очереди продолжаем делать массаж сердца, и постепенно он начинает дышать.

Еле-еле, но он дышит. Что делать теперь?

Мы решили не ждать скорую, муж сбегал за документами, а я даже не надела обувь ни на себя, ни на дочь. Завернула сына в плед — и поехали.

Я бежала от парковки больницы босиком, вся в слезах, спрашивала каждого встречного: «Мой сын утонул, помогите, куда мне идти?» Несколько коридоров, двери — сына положили на стол, надели ему маску, проверили сердцебиение, закутали покрывалами. Я стояла и не могла понять, выживет он или нет.

Из общей больницы в маленьком городе нас с сыном на скорой отвезли в столичную детскую больницу, в отделение интенсивной терапии. Муж с дочкой остались нас ждать дома. В больнице сказали, что одно легкое плохо работает, нужно убедиться, нет ли пневмонии.

Ночь я спала на диване, вместе с другими родителями, чьи дети оказались в худшем положении, чем мой.

Ближе к утру грудь налилась молоком и закаменела. «Лишь бы не лактостаз». Я стою в общем туалете, дрожащими руками пытаюсь сцедить молоко. Начинается новый день.

Ближе к десяти утра мне выносят моего мальчика, розовенького и очень голодного. «Мама, пожалуйста, покормите ребенка». Я вижу, как другие родители смотрят на меня с болью, в их глазах немой вопрос: «Почему мы тут?»

Вечером мы уже были дома.

Мы должны были провести еще двое суток в общей больнице в нашем городе, но скорая не смогла приехать за нами. Почему? Она поехала за другим ребенком, который упал в бассейн. Я спросила врача: «Были ли у вас такие случаи?» Он ответил: «Очень много».

Оказавшись в местных больницах, я подумала: хорошо, что это случилось на Кипре. Тут все были очень добры ко мне и сопереживали мне. Никто не сказал мне: «Как вы могли?», не обвинил, не корил. Боюсь представить, с каким отношением пришлось бы столкнуться в российской больнице, и с какими юридическими последствиями — после.

Прошло четыре месяца, мой сын отметил первый день рождения, мы живем в том же доме. Бассейн теперь огорожен забором. Мы вроде бы пережили опыт, но каждый раз, когда я теряю сына из виду (когда он заползает под стол или в игровой домик), у меня замирает сердце.