«Покончил с собой — значит, дурак». Борис Рыжий и его недлинная, но яркая жизнь

Этот материал я начала писать с конца. Несмотря на филологическое (журфаковское) образование, про Бориса Рыжего я знала мало: был такой поэт с Урала, написал щемящее «В России расстаются навсегда…» — покончил с собой в 26.

Но почему? Как жил и писал «последний советский поэт» и «первый поэт поколения»? Это хотелось узнать — и об этом я пишу в тексте.

Детство

Борис Рыжий родился 8 сентября 1974 года в Челябинске. Первые дни жизни проходили непросто. Мальчик родился очень крупный — почти пять килограммов, с родовой травмой. На второй день отказался от груди. У него развилось нарушение мозгового кровоснабжения — но постепенно он поправился и стал брать грудь.

Говорить, как и ходить, Борис начал очень рано. Доктора советовали его маме, врачу-эпидемиологу Маргарите Михайловне, отдать его в детсад, чтобы он общался с другими ребятами, но она не послушалась. Грудью кормила сына до года и семи месяцев — впрочем, сейчас этим мало кого удивишь.

Интересное по теме

В соцсетях мать раскритиковали за то, что она продолжает кормить пятилетнего сына грудью

Борис был младшим ребенком в семье и единственным мальчиком. Сестра Лена — старше его на 13 лет, Ольга — на 11. С последней они будут очень близки.

Отец, тоже Борис Рыжий (только — Петрович), — геофизик, окончивший свердловский Горный институт. Ступеньки карьерной лестницы он преодолевал последовательно, в феврале 1988 года заняв пост директора в Институте геофизики. Параллельно с 1989 года руководил лабораторией. Доктор геолого-минералогических наук, получивший международное признание, он и обожаемого сына попробует провести по этой лестнице — одновременно знакомя с поэзией.

Черную «Волгу», на которой личный шофер возил папу, маленький Боря Рыжий использовал по-своему — для того, чтобы сочинять байки: например, дворовым «кентам» говорил, что его папа — вор в законе. Эта особенность — фантазировать по поводу реальных событий — останется с ним на всю жизнь. Когда Боре было четыре года, он выронил из рук стеклянную банку, осколок отлетел в лицо, оставив рубец на всю левую щеку. Впоследствии Рыжий разным людям будет рассказывать разные истории про этот шрам, творя «автомиф»: то ли медведь поцарапал, то ли это след от ранения во время войны в Чечне.

В 1980 году Рыжие (кроме Елены) из Челябинска переехали в Свердловск (сейчас — Екатеринбург). Чкаловский район, где они стали жить, в народе назывался зубодробительно — Вторчермет (завод вторичного черного металла, идущего на переработку). Реалии жизни там отвечали названию: на Вторчермете, по словам биографа Рыжего Ильи Фаликова, «царил взрослый уголовный элемент».

Вообще Рыжие оказались на Вторчермете, в рабочем, не самом благополучном районе города, по недоразумению: Борис Петрович, когда его пригласили на должность главного геофизика Уральского производственного геологического объединения, около года жил в отрыве от семьи, стосковался — и жилье для обмена выбрал практически не глядя. Зато в новой квартире было четыре комнаты.

В детстве «Борик» получил много женской любви. «Баба Дуся» (Евдокия Сергеевна, бабушка Бориса по матери. — НЭН) еще в Челябинске была ему и яслями, и детсадом, ни в одно из этих учреждений он не ходил», — пишет Фаликов. На ночь бабушка рассказывала детям сказки — народные, книжные и собственного авторства. Отец любил читать сыну Борису русскую поэзию — Лермонтова, Блока, Есенина, — поклонником которой был сам.

Когда баба Дуся умерла, Боря вынужден был ходить на продленку. «Он возмущался: за нами никто не смотрит, сидим за пустыми партами, я ничего не ем в столовой. Дважды в неделю Ольга пропускала институт, чтобы он мог уйти с продленки», — описывает Фаликов.

В Свердловске Маргарита Михайловна устроилась на работу в санэпидемстанции, Боря пошел в школу. На Вторчермете к женскому и интеллигентскому воспитанию добавилась противоположность — воспитание двора в рабочем районе, населенном преимущественно бывшими заключенными.

Интересное по теме

Рэмбо в ползунках: 5 плохих способов подготовить ребенка к взрослой жизни

Школа

«Школа была совершенно ужасная, там резали друг друга, выигрывали в карты какие-то бешеные суммы и проч., — вспоминал Борис в интервью в декабре 1999 года. — Учился я очень плохо, и сочинения по литературе за меня писала сестра». А еще — подростки постоянно дрались.

В школе Борис вел себя строптиво. Отказывался дежурить в столовой, не ходил на физкультуру и на ритмику: мол, на занятиях танцами в пары ставили мальчиков с более высокими девочками и это унижение. Когда родители в старших классах захотели перевести его в другую, более престижную школу — объявил голодовку.

Сочинять Борис начал лет в восемь — перед сном, под руководством сестры Ольги. На окружающих сыпались эпиграммы, он также пробовал себя в детективном жанре. Серьезно писать начал в 14. Стихи на случай — «шкварки», как он их называл, — писал на школьных и уличных стенах. Дома писал на ватмане, когда лист заполнялся — брал другой. По стихам было видно, насколько Борис стал своим на Вторчермете и как он любит его обитателей: «Только справа соседа закроют, откинется слева: // если кто обижает, скажи, мы соседи, сопляк…», «В том доме жили урки, завод их принимал. // Я пыльные окурки с друзьями собирал» и так далее.

Боря ходил в «телаге» (телогрейке): сестра Ольга достала через подругу и ушила по бокам. Занимался боксом и мог пойти по спортивной линии, но отказался. Он хулиганил и постоянно дрался. Бориса, ведущего бурную подростковую жизнь, пытались не пускать гулять с пацанами, чтобы у папы не случился новый инфаркт.

Когда переезжали с Вторчермета на Московскую горку, в исторический центр Екатеринбурга, Рыжий-младший бурно протестовал: меня там убьют, на Вторчермете я в авторитете, а там я никто. Убить не убили, но меньше чем через два месяца после переезда избили и ограбили на улице после того, как он проводил домой свою девушку — и будущую жену — Ирину. Сняли новый костюм, привезенный отцом из Германии. Вступительные экзамены в Горный институт, на отделение геофизики и геоэкологии, Борис сдавал со следами побоев.

Интересное по теме

«Ты что, ябеда?»: как культура насилия стигматизировала право просить о помощи

Ирина

С Ириной Князевой Борис познакомился в школе — оказались вместе в десятом классе.

Начинались отношения с типичного «дерганья за косички»: Борис сидел в первом ряду, привалившись спиной к стене, и не отрывал от Ирины глаз; ее это возмущало, ей казалось, что он ее ненавидит. Но на школьных вечерах Борис обязательно танцевал с Ириной один танец. И во время одного из таких вечеров признался ей в любви.

Недели две после этого Борис вел себя как ни в чем не бывало. Потом случилось первое свидание — на остановке трамвайного кольца. Ирина не сразу поверила в искренность Бориса — говорила подружкам, что он признается всем направо и налево.

«Ходить» с ровесником для десятиклассницы было некруто — не тот статус, поэтому первое время они «плутали по дворам» и старались не ездить на общественном транспорте — чтобы знакомые не увидели их вместе.

А в 1991 году Ирина и Борис поженились. Жить стали у Рыжих. Наутро после брачной ночи Борис заявил родителям: «Все равно мы у вас жить не будем». Ошибся — прожили у них пять лет.

Ирина планировала поступать в театральный или на журналистику, но Борис потянул ее за собой в Горный, сказав, что в Екатеринбурге первый случай СПИДа произошел именно в театральном институте. Математику сначала завалили — отец Бориса нанял для них репетитора. Сестра отговаривала Бориса от Горного, но «он обожал папу».

Интересное по теме

ВИЧ с нулевого по двадцатые: от смертельной инфекции до хроники

Первое время Ирина ходила с Рыжим на поэтические тусовки, но вскоре «поэтическая шушера» ей надоела. «Это было взаимно: уральские парнасцы считали ее пэтэушницей», — пишет биограф Фаликов.

В студенческое время семья жила за счет родителей. Борис подрабатывал кем придется — то на вахте в институте, то сторожем на автостоянке. Ирина тоже трудилась и брала работу на дом — занималась оцифровкой карт.

В 1993 году у Рыжих родился сын Артем, еще спустя три года они переехали в отдельную двухкомнатную квартиру, выданную Борису Петровичу Академией наук.

Литературная жизнь

Во время одной из практик, в которой участвовал и Борис Рыжий, студентами руководил Алексей Кузин — не только вузовский преподаватель, но и поэт. Он заметил Бориса и его дарование. Также в студенческие годы Рыжий познакомился с местным поэтом и литературным деятелем Юрием Лобанцевым.

Борис стал участвовать в литературных объединениях, много писал. В 1993 году у начинающего поэта (ему не было и 20) состоялся авторский вечер в ДК автомобилистов. Уже в следующем году его отправили на Всероссийское совещание молодых поэтов в Москву. Потом — поездка в Питер. Борис заводил знакомства и связи, общался, тусовался. В 1994 году он снова в северной столице. Его приезды оформлялись как научные командировки от аспирантуры — не без помощи отца. Рыжего обильно печатали на Урале, а первая подборка в «настоящем» журнале — «Звезда» — вышла в 1997 году.

Выпустившись из института, Борис поступил в аспирантуру, которую тоже закончил, после чего устроился младшим научным сотрудником в лабораторию отца. Рыжий опубликовал 18 научных работ.

В 1999 году Борис получил премию «Антибукер» за дебют — за единственную публикацию, и это беспрецедентно, может вскружить голову. В 2000 году вышла его первая книжка «И все такое…». Борису прочат премию «Северная пальмира».

У Рыжего начинают брать много интервью. В фильме «Магический кристалл», подготовленном свердловским телевидением в 2000 году, он и отношения с женой будет описывать как нечто прекрасное и чуть ли не идеальное: «Первая любовь у меня закончилась удачно. Это была такая школьница Ира, которая стала впоследствии моей супругой и родила мне замечательного сына Артема, который очень талантливый человек, на мой взгляд, очень умный мальчик… Я любил одного человека, всю жизнь любил эту женщину, эту девочку. Когда я ее увидел впервые, я ее полюбил. Слава богу, восемь лет мы с ней живем и все очень хорошо».

Звучит целостно, задорно, перспективно, если не блестяще. А до самоубийства Бориса остается всего год.

Звездный мальчик

Ни публикации, ни работа научным сотрудником не приносили Борису достаточно денег, чтобы содержать семью. «О, великий, могучий, помоги прокормить мне жену и ребенка», — взывал он в стихах. Но великий и могучий, кажется, в это дело не вписывался.

Рыжий пытался пойти по журналистской линии. Работал в журнале «Урал» заместителем главного редактора по поэзии — уволили за пьянку, как говорил он сам. Или ушел в знак протеста из-за конфликта с главным редактором, отказавшимся опубликовать отобранные им произведения. «Эта информация соответствует стилю поведения, который он избрал к той поре: в духе звездного мальчика, вхожего в любые двери», — заключает Фаликов.

Затем Борис сотрудничал в еженедельном приложении к газете «Уральский рабочий» «Книжный клуб», писал эссе о поэзии, но и здесь укорениться не вышло. Как-то смутил коллег тем, что сдал материал про вечер в Доме поэзии, на котором не появлялся. Договаривался раз в две недели писать для «Книжного обозрения» и сайта «Кронус», но и здесь «дело не пошло».

А богемная, фестивальная жизнь шла своим чередом — со всеми ее атрибутами, в том числе алкоголем и прочими веществами. В 2000 году Борис поехал на поэтический фестиваль за границу — в голландский Роттердам. Для начинающего автора участие в нем было феноменально почетно, пишет биограф. Но поездка обернулась разочарованием.

Борис очень плохо знал английский и толком не мог пообщаться с другими участниками. От стресса он много пил (всем участникам предоставлялось пиво Heineken бесплатно и в неограниченном количестве), впал в состояние «депрессивной вялости», плохо выступил. Ночью на улице у него, по всей видимости пьяного в дым, украли деньги, документы и фотоаппарат. Нешуточные проблемы с алкоголем были у Бориса и ранее. Принимал он и наркотики, хотя, по словам сестры Ольги, это «не было системой».

Поэт Олег Дозморов, друг Рыжего и поэт, уже после смерти Бориса напишет: «Это было уже после „Антибукера“, после которого ты страшно изменился. Морально ты не был готов не то что к премии, к простой публикации». Рыжий заболел звездной болезнью, подытоживает Дозморов. Это стало фатальным для и так нестабильного Бориса (трагическое мироощущение и высокая чувствительность в сочетании с алкоголем, по чьим-то оценкам — инфантилизм, пьяные слезы и суицидальные попытки, отделение токсикологии после того, как выпил упаковку элениума, — про все эти эпизоды впоследствии станет широко известно благодаря воспоминаниям его знакомых, друзей и родных, благодаря его автобиографическому «Роттердамскому дневнику»).

После возвращения из Голландии Бориса передали с рук на руки родителям, чтобы он приходил в себя под их надзором. В апреле 2001 года Рыжий закодировался у главного нарколога Екатеринбурга. Сестра считает, что, скорее всего, — чтобы успокоить родителей.

«Как без кожи»

Борис пишет «Роттердамский дневник», из которого становится понятно, что и в семье у него все было мягко говоря негладко — она на грани распада. В обращении к Ирине перемежаются претензии и раскаяние, боль и надежда: «…мы с тобой вместе десять лет, а ты ни разу не спросила, что с моей физиономией? Ты не прочитала ни одного моего стихотворения… Ты равнодушно проглядела заметку в „Литературной газете“, написанную по всем правилам доноса, — представь, меня бы могли расстрелять, живи мы с тобой не сейчас. Ты бы плакала, если б меня расстреляли? Жаль, что ты не дочитаешь до этого места, иначе я бы о многом тебя спросил, многое бы тебе поведал… Я очень замерзал, когда ждал тебя зимой в джинсовой ветровке, стесняясь надеть зимнее советское пальто. Прости мне эту слабость, я люблю тебя». И тут же, в этом же «Роттердамском дневнике», Борис рассказывает о своих заграничных амурных похождениях с участием случайно встреченной женщины.

В фильме, который в 2008 году снимет режиссерка из Голландии Алена ван дер Хорст, Ирина расскажет, что отношения с Борисом была неровные и драматичные. «Как на вулкане — у нас такие отношения были, ссоримся, миримся, причем ссорились по всякой фигне, — говорит она и далее описывает то, что называет „настоящей любовью“, но на самом деле больше напоминает нездоровую привязанность. — Мне повезло, наверное. я видела, как человек может по-настоящему любить. У него настолько это было сильно, искренне, там такая волна была, что устоять просто невозможно было, это нереально. Видно было, что человек физически не может без тебя, его трясло, как без кожи».

6 мая 2001 года Борис пошел ночевать к родителям. Посидел там с друзьями. Часов до трех ночи говорил с отцом, в том числе про покупку автомобиля. Пообщался с мамой, потом попросил ее посидеть с ним, пока он не уснет. А утром Бориса нашли повесившимся на поясе, прикрепленном к балконной двери. В марте–апреле у Бориса была депрессия, сообщает Фаликов, врач прописывал ему антидепрессанты. В мае, казалось, кризис миновал. В предсмертной записке Борис написал: «Я всех любил, без дураков».

Благодарю за все. За тишину.

За свет звезды, что спорит с темнотою.

Благодарю за сына, за жену.

За музыку блатную за стеною.

За то благодарю, что скверный гость,

я все-таки довольно сносно встречен.

И для плаща в прихожей вбили гвоздь.

И целый мир взвалили мне на плечи.

Благодарю за детские стихи.

Не за вниманье вовсе, за терпенье.

За осень. За ненастье. За грехи.

За неземное это сожаленье.

За бога и за ангелов его.

За то, что сердце верит, разум знает.

Благодарю за то, что ничего

подобного на свете не бывает.

За все, за все. За то, что не могу,

чужое горе помня, жить красиво.

Я перед жизнью в тягостном долгу.

И только смерть щедра и молчалива.

За все, за все. За мутную зарю.

За хлеб, за соль. Тепло родного крова.

За то, что я вас всех благодарю

за то, что вы не слышите ни слова.

(«Благодарю за все. За тишину…», 1996)

Это Рыжий написал еще в 1996 году — тема смерти и прощания пронизывала все его творчество.

Борис Петрович, отец Бориса, поклонник русской поэзии, после ухода сына систематизировал его работы, поместил все материалы в белые картонные папки. И умер через три года от инфаркта, кто-то считает — от горя.

Сын

В фильме голландской режиссерки дают слово и сыну Бориса и Ирины Артему. В его воспитании отец принимал не очень большое участие. Иногда гулял с ним по городу, читал на ночь. Но, конечно, любил.

«Я не читаю его стихи, не люблю его стихи, — говорит мальчик. — Я похож на папу? Да никогда… Меня вообще это бесит [когда так говорят]. Особенно всякие бабушки мне частенько говорят».

— Ты можешь понять, что человек может так вот покончить с собой? — спрашивает авторка фильма у ребенка.

— Покончил — значит, дурак. Его личный выбор. Если решил покончить с собой, так не трогай других, и все. Какие дела… Понятно, что он задел нас тем, что покончил с собой, был-был и тут бац — нету. А так-то что?

«Видимо, для отца, как и для других поэтов, ощущение чужой боли тоже становится невыносимым, — чуть позже в этом же фильме рассуждает Артем. — Представляете: ощущаете не только свою боль, но и чужого человека. Чересчур много эмоций, не выдержишь. Особенно, может быть, в России, потому что у нас бандитская страна, постоянно кто-то умирает, постоянно что-то происходит».

В одном из стихотворений, написанных за год до самоубийства, Борис обращается к Артему:

Я тебе привезу из Голландии Legо,

мы возьмем и построим из Legо дворец.

Можно годы вернуть, возвратить человека

и любовь, да чего там, еще не конец.

Я ушел навсегда, но вернусь однозначно —

мы поедем с тобой к золотым берегам.

Или снимем на лето обычную дачу,

там посмотрим, прикинем по нашим деньгам.

Станем жить и лениться до самого снега.

Ну, а если не выйдет у нас ничего —

я пришлю тебе, сын, из Голландии Legо,