Дмитрий Атаманов
Психиатр-психотерапевт
Разбираемся с психиатром.
Сегодня от подростков нередко можно услышать: «Я вчера словил паничку» (паническая атака) или «Наверное, у меня биполярочка» (биполярное расстройство). Ну а предположение о том, что «у меня депресняк», можно услышать от человека почти любого возраста.
С чем связана мода на психиатрические диагнозы, чем может навредить произвольное использование терминов и что делать родителям, если их ребенок находит у себя ментальные расстройства? Обсудили с психиатром.
Психиатр-психотерапевт
Да, это так. Сегодня сама жизнь предъявляет к людям высокие требования в области ментального здоровья. Для креативной экономики необходимо, чтобы человек был способен адекватно воспринимать себя как личность и относиться к себе целостно. Поэтому вполне закономерно, что о психическом здоровье стали больше говорить, люди чаще обращаются за помощью, и, как следствие, диагнозов стало больше.
При этом наличие психологического отклонения или психического расстройства перестает быть стигмой. Люди не боятся говорить о том, что с ними что-то не так, что им сложно к чему-то адаптироваться. Сломать ногу и сломать душу — одинаково неприятно, но не стыдно.
Причины могут быть разными.
У подростка может быть желание выделиться и казаться необычным. Если у него нет другого способа почувствовать себя ценным и уникальным, он может «найти» себе заболевание. Скорее всего, дело в том, что родители не дают ему ощущения значимости и исключительности.
Еще одна возможная причина — стремление подростка к щадящему отношению, к снижению требований. Говорят, что современные дети живут в «тепличных условиях», но на самом деле сейчас среда гораздо более конкурентная. В соцсетях и медиа дети видят огромное количество людей, с которыми себя сравнивают и с которыми конкурируют. Сегодня успеху придается особая ценность, и эта гонка может быть изнурительной. Когда ребенок видит, что не бьет рекорды и проигрывает в конкуренции, тревога толкает его на поиски заболеваний. Такое состояние дает право не участвовать в этом соревновании.
Третья причина — людям гораздо легче, когда есть рациональное объяснение тому, что с ними происходит. Тогда становится понятно, что их состояние — это не что-то странное, а явление с научным объяснением и понятными методами коррекции. Когда дети вступают в пубертатный период, они сталкиваются с сильным эмоциональным напряжением, которое может быть им непонятно и вызывать страх. Если не с кем это обсудить или неловко признаться в своих переживаниях, подростки могут прибегать к самодиагностике. Когда находишь внешнее объяснение, это значит, что ты не слабак, и это уже не так стыдно.
Точный диагноз человек без образования и опыта, тем более подросток, себе поставить не способен. Критерии психиатрических расстройств и заболеваний достаточно размыты. Например, посмотрим на диагностические критерии депрессии: подавленное настроение на протяжении большей части дня, снижение интереса и способности испытывать удовольствие, снижение энергичности и повышенная утомляемость. Возьмите любого офисного сотрудника, который работает пять дней в неделю в офисе, — и он у себя это все найдет. Но это не значит, что у него депрессия.
Или СДВГ — признаки тоже крайне размытые: неспособность сосредоточиться, неспособность долго сидеть на одном месте, ретроспективно — трудности с обучением. У нас не все золотые медалисты, а программа в школе все сложнее и сложнее. И что же, всех в СДВГшники записывать?
А у врача есть не только знания — кого удивишь знаниями, когда есть гугл? — но и насмотренность. Он видит много людей с депрессией, много людей с СДВГ. И основывается не только на формальных критериях и результатах тестов, но и на прочей вербальной и невербальной информации, которую он получает во время встречи с пациентом.
Зависит от того, как человек с этим обходится. Если у подростка появляются такие подозрения, и он рассказывает об этом родителям или обращается за помощью к психологу или психиатру самостоятельно, то это, получается, даже полезно.
Но если человек не обратится за помощью, это может выйти боком. Отсутствие лечения или самолечение могут приводить к плохим последствиям, в том числе к ухудшению состояния подростка, значительному снижению качества жизни, при депрессии, например, — к увеличению суицидального риска.
Бывает такое, что подросток находит у себя диагноз — и это вызывает у него огромную тревогу, особенно если его растят в парадигме достигаторства, оценивания. Подросток может начать переживать, что он не соответствует критериям нормальности, что он не просто «какой-то не такой», а в принципе неполноценный, не способный справиться с нагрузками и вызовами жизни. И он уходит в себя, все больше и больше погружаясь в эти переживания.
Если направо и налево использовать названия диагнозов в тех случаях, когда специалист их не поставил, — это риск размыть внимание. Как с мальчиком, который кричал: «Волки! Волки!», а волков-то не было. Это угрожает тем, что мы перестанем воспринимать психиатрические заболевания всерьез — мол, депрессия у каждого второго.
Мы говорим про баланс между несерьезным отношением и стигматизацией. В обществе должно быть понимание, что психические расстройства есть не у всех, но, с одной стороны, в них нет ничего стыдного, а с другой — к ним нужно относиться серьезно и обращаться за квалифицированной помощью.
Максимально спокойно. Для начала родителю нужно справиться со своей эмоциональной реакцией, которую может вызвать переживание: «С моим ребенком что-то не так». С мыслью о том, что у ребенка могут быть ментальные проблемы, надо побыть самому, посидеть и перевести дух.
После этого, если у родителей с ребенком выстроены доверительные отношения, с подростком стоит поговорить. Спросить, что его беспокоит и нужна ли ему помощь. Либо сказать: «Меня беспокоят вот такие твои проявления. Если тебе нужно, то я готов помочь — например, найти специалиста». Важно именно предложить помощь, а не навязывать ее. Сказать: «Я готов предоставить тебе ресурсы, если тебе это необходимо», а не: «Я тебе скажу, что тебе делать».
Ни в коем случае не осуждать и не обвинять подростка. Если ребенок ищет у себя какие-то диагнозы, это означает, что у него есть ощущение дискомфорта и тревога. Обвинением и осуждением здесь не поможешь — только бережным вниманием и предложением помощи.
И ни грамма обесценивания, типа: «Ты что там выдумал». Если он и «выдумал» что-то, он сделал это потому, что его что-то беспокоит.
Иногда родители, чье детство или подростковый возраст пришлись на девяностые, склонны обесценивать переживания детей, которые растут в более сытые годы. Обесценивание со стороны родителей вредно ребенку в любом случае. И не думаю, что подобное сравнение корректно. У каждого свой опыт, своя шкала того, что тяжело, а что легко. Говорить: «Я переживал что-то плохое, и поэтому ты должен терпеть что-то средней плохости», — так не работает. У ребенка нет опыта испытаний других, зато есть свои актуальные сомнения и переживания, которые родителям не стоит оставлять без внимания.
Это важно для дестигматизации и нормализации психических расстройств. Эти заболевания существуют и встречаются относительно часто. Ментальное заболевание — это не стыдно, и в этом нет вины человека, так у него устроена нервная система.
Помните движение #MeToo? Люди рассказывали про свой опыт сексуализированного насилия. Да, это страшно и больно, но рассказать об этом — не стыдно. И гласность, оказывается, способна менять законодательство целых стран.