Режиссер Валерия Гай Германика, которая недавно стала матерью в третий раз, накануне родов дала интервью Ксении Собчак. В нем она высказалась резко против абортов и суррогатного материнства, заявив, что защита права женщины на прерывание нежелательной беременности — это жизнь «в рамках свиньи». Мы, издание, которое поддерживает право женщины на аборт, все же решили привести еще несколько цитат Германики о родительстве и ее принципах жизни с детьми. Иногда полезно узнать, что думают те, кто не думают так, как ты.
Об абортах: «Права человека должны начинаться с права на жизнь. Эмбрион — это чистейший, божественный дар. А баба, которая ни за что не отвечает, занимается сексом и делает аборт — она не инфузория-туфелька? Это гниющие, мерзкие когти апокалипсиса! Это чудовищный животный образ жизни».
О беременности: «Я вижу, как матери прям воспевают свою матку в блогах. Особенно актрисы, которые после 30 родили. Я к размножению нормально отношусь. Во-первых, это естественно. Во-вторых, я расширяю свою стаю. Потому что моя стая — это мои единомышленники. Я не люблю чужаков, приемлю только как христианин — на расстоянии. А моя стая, она… У нас будто общая нервная система, дух и настроение. <…> С другой стороны, когда ты счастлив, ты живешь в гармонии. Вот мне Бог дал мужа прекрасного. И у нас любовь. Но жить для себя, своих удовольствий — это неправильно. За такое ты платишь потом страшную цену. Поэтому я не могу противиться беременности еще и в силу религиозных убеждений. Останавливать естественный процесс перед Богом нельзя, потому что он тебе ведь дал возможность…».
О своих материнских качествах: «Не знаю. Это настолько субъективно. Мне кажется, я адекватная. На этот вопрос я, правда, не могу ответить, это надо у детей спрашивать. Они скажут: «Самая лучшая у нас мама». Я однажды у младшей дочки спросила: ‘Ты бы хотела жить в другой семье?’. Ну я подумала, мало ли, ей не нравится. Она сказала: ‘Нет, нет, я только с вами’».
О влиянии материнства на жизнь: «Материнство меня никак не меняло. Я к этому отношусь как к естественному процессу. На меня смотрят: ‘О, героиня!’ Я говорю: ‘Вы чо, совсем? Где героиня-то? Я еще ничего не сделала, у меня еще нет большой "пальмы". Какая я героиня? Ну ты ваще, третий ребенок уже!’. А для меня это нормальный процесс, мне это вообще не мешает.
О многодетности: «Для меня многодетная мать — это пять детей, а три это правда не многодетная мать и не героиня, я так не считаю».
О благотворительности и участии в ней старшей дочери: «Не то чтобы у нас дома устраиваются консилиумы, на которых мы решаем – куда бы нам пожертвовать. Все естественно происходит: я отдаю, и она отдает. С детства я старалась говорить: нужно уметь делиться – хоть конфеткой, хоть игрушками. Сегодня Октавия может позволить себе жертвовать из заработанных на съемках денег. Но, кстати, она помогает не только деньгами, она остается после служб в храме, моет, чистит, убирается с прихожанками – в отличие от меня, например».
О принципах воспитания: «С детьми совершенно точно нужна иерархия, ребенок сразу должен расти в ‘системе координат’. Я говорю дочерям, что надо слушаться меня: я знаю, что надо делать, потому что я буду отвечать потом перед Богом за всю эту историю. Я пока у них вместо Бога, как руководитель. Но постепенно они будут приобретать свои умения и их свобода увеличится».
О выборе имен для детей: «Это все вопросы праздные. Из серии ‘почему Володька сбрил усы?’ и ‘Где находится нофелет?’. Мне просто нравится. Если бы я дочь назвала Баррикадой, я бы вложила великий революционный смысл в акт называния дочери. Или Вилена, как раньше называли советских детей. А я просто назвала, потому что нравится. Имя Северина я придумала лет за шесть до рождения. Октавию я еще не видела, когда придумала это имя: она была у меня в животе».
Источники: