«Главное заблуждение приемных родителей — убежденность в том, что они сейчас спасут ребенка и исправят все ошибки его прошлого»: отрывок из новой книги Натальи Ремиш

В издательстве МИФ вышла новая книга Натальи Ремиш «Моя Лола. Записки мать-и-мачехи», в которой она исследует свой опыт налаживания отношений с детьми своего супруга от предыдущего брака. Об этом всем (в том числе и недавнем разводе Натальи) можно почитать в ее блоге, но книга — особый жанр, который помогает посмотреть на ситуацию в общем, насладиться слогом и окунуться в историю целиком.

«Моя Лола» хоть и автобиографична, но тяготеет к художественной прозе. И все же в ней очень много личного — это история женщины, которая честно рассказывает о том, как некровный ребенок стал ей по-настоящему родным. С разрешения МИФ публикуем главу под названием «Приемный родитель».

В первое время для меня абсолютно невыносимыми оказывались семейные рассказы, в которых присутствовали чужие люди. Обычно после фразы «Когда мы с Р. Р. ездили в город К…» я отключалась и дальше ничего не слышала.

Мой ребенок с какой-то или каким-то Р. Р. куда-то ездил, а я об этом не знаю. Кто-то до меня ходил на гимнастические выступления моей Лолы. Кто-то угощал ее паэльей в Мадриде. Кто-то жил с ней в палатках в Австралии. Кто-то — это не обязательно бывшие женщины моего мужа, это могли быть и просто друзья семьи. Но тогда меня с ними не было, и слушать подобные рассказы было мучительно.

У нас с Лолой пока почти не было общих воспоминаний. Когда мы оставались вдвоем, наши прошлые разные жизни нам обеим доставляли дискомфорт.

Корень многих проблем, как я убедилась на своей истории, — завышенные ожидания, они вообще очень сильно отравляют жизнь. Завышенные ожидания не связаны с собственным опытом. Ты можешь сто раз укладывать ребенка спать по два часа — и все равно в сто первый будешь надеяться, что он сейчас уснет за пять минут.

Скажем, в мелодрамах сразу после счастливого воссоединения героев камера наезжает на красивый дом, и появляется строчка: «Спустя девять месяцев». Распахиваются двери, и мы видим идиллию: мужчина обнимает женщину, они вместе склоняются над детской кроваткой. Ребенок гулит, улыбается и тянет ручки к маме с папой.

Недомогания и тревоги, связанные с беременностью, само рождение ребенка, потом — недосып и отсутствие личного пространства, нервозность мужа, ревность старших детей, поучения родителей и старших родственников — масштабы этой лавины мало кто представляет заранее. Где же обещанные кинематографом розовые облака и запах клубничной присыпки? Все говорят о радости материнства — это только вы впадаете то в тоску, то в панику?

Приехав к мужу в Амстердам, я тут же кинулась «спасать» свое семейство. Я старалась дать им все, что нужно: начиная с красивых маек и юбок для девочек, заканчивая разговорами по душам и совместными поездками. Эта часть Марлезонского балета понравилась. Но вторая часть забуксовала.

Оказалось, в этом доме никого, кроме меня, не смущают остатки волос на расческе, диван, настолько старый и потертый, что уже непонятно, какого он был цвета, облупившийся лак на обломанных ногтях у девочек и бородавки на ногах. А раз все в порядке, зачем что-то менять? Изменения были нужны только мне.

— Давайте договоримся вытирать со стола сразу, как поели, а то стол так и стоит весь день грязный.

— Грязный?

Лола с недоумением смотрит на стол. На нем несколько рисинок, кусочек огурца и хлебные крошки после ужина.

Лола напрягается, но беспорядка не видит.

— Ну вот же — крошки.

Я сначала машу, потом тычу пальцем, потом беру Лолу за плечи и чуть разворачиваю. Я думаю, может, ей правда не видно под таким углом?

— А-а-а…

Лола хватает тряпку, обмахивает столешницу — все летит на пол.

А я не могу понять — она издевается или и правда считает, что так надо?

Через какое-то время я заметила: когда муж был дома, у нас сохранялась железная дисциплина. Но стоило ему шагнуть за порог, тут же получалось как в пословице: кот из дома — мыши в пляс. Девочки разбрасывали вещи, включали громко музыку, оставляли по комнатам грязную посуду.

За полчаса до возвращения папы они начинали носиться по квартире. Спешно расставляли вещи по местам, разгружали посудомойку и стиральную машину, выбрасывали мусор. Я пыталась договориться с ними, чтобы мы поддерживали порядок в течение дня, а не только к приходу папы.

— Лола, пожалуйста, разгрузи посудомойку. Лола отводила взгляд.

— Я устала.

— Убери, пожалуйста, со стола.

— Почему я? Ели все, — отвечала она и не двигалась с места.

Если же папа обращался к Лоле с подобными просьбами, у нее не возникало ни вопросов, ни возражений.

Много позже мы обсуждали этот момент с Лолой. И я поняла, что вопрос «почему ели все, а убирать должна я?» для нее был открыт всегда. Просто папе его задать страшно, а мне можно.

Лола всегда спрашивала у папы разрешения позвать домой подруг. Я же узнавала о приходе гостей, когда распахивалась дверь и вламывалось пятеро шумных подростков. Они топали на кухню делать молочные коктейли, врубали музыку и подпевали в полный голос — а я в это время, закрыв поплотнее дверь в свою комнату, злилась от беспомощности.

Подобные нашествия случаются и сейчас, но просто теперь мы их согласовываем заранее, и я к ним морально готова. Предпочитаю, кстати, просто уйти из дома или прошу их не очень шуметь. Лола стала относиться к таким визитам друзей тоже совсем по-другому. Она заранее спрашивает разрешения, потом интересуется, можно ли им побыть на кухне, всегда предупреждает, если не успела убраться, и обещает навести порядок через полчаса. Если приход толпы гостей мне неудобен, я могу об этом сказать, и он не состоится. Но тогда, в самом начале, я не просто не могла Лоле чего-нибудь не разрешить — меня даже никто не спрашивал.

Ситуация и вправду была странная. Они — одна семья, а я и мой младенец — другая. Вместе мы пока совсем не были семьей, несмотря на спящую в кроватке нашу общую с мужем пятимесячную дочку. На ней просто пересекались два мира, существовавшие в нашем доме.

Роль мачехи априори проигрышная в сравнении с ролью мамы. Я мечтала, что буду для девочек мамой, а не злой мачехой. Я хотела стать для них самым близким человеком, помогать им во всем, взять под крыло. Но сил на это не хватало, потому что та роль, которую мне отвели, была невероятно энергозатратная.

Лола не слезала с моей кровати — постоянно требовала внимания. Если я разговаривала по телефону, она могла по полчаса стоять над душой и постоянно меня дергать: «Ты скоро закончишь?» И я не могла понять: это доверие и потребность во мне или нарушение моих границ? Она меня любит или испытывает?

Я сердилась, и тут же возникало острое чувство вины: ну вот, я все-таки мачеха.

Складывалось ощущение, что у меня есть право только их хвалить и защищать. Я не могу раздражаться — я должна их принимать такими, какие есть. Я не могу воспитывать — я обязана только любить.

Любой родитель, особенно родитель подростка, скажет: это невозможно. Взрослые часто срываются, некоторые вообще общаются исключительно в повелительном тоне. Но раздражение мамы дети простят, а мачехи — нет. Я проводила с девочками в разы больше времени, чем муж, но у меня не было почти никаких полномочий.

Когда дело касалось уборки, поездки в лагерь, покупок, встреч с друзьями — в тех случаях, когда детям требовалось разрешение, одобрение или совет, — высказывался папа. Мне же оставалось дождаться его реакции. Я могла его поддержать. Но если наши позиции не совпадали, мне оставалось только промолчать. И я не понимала, как добиться «родительских» прав, когда у меня будет возможность высказать свое мнение. До приезда в Амстердам я была уверена, что получу все права вместе с ключами от квартиры. Но это оказалось не так.

Интересное по теме

«Любовь — это не таблетка со строго определенной пропорцией точно определенных веществ»: отрывок из книги «Приемная мама»

Наверное, главное заблуждение приемных родителей — убежденность в том, что они сейчас спасут ребенка и исправят все ошибки его прошлого. Причем это заблуждение двойное: багаж, с которым к вам пришел ребенок, преуменьшается, а вера в то, что все можно быстро починить, наоборот, очень сильная. В итоге, когда иллюзия встречается с реальностью, приходит разочарование. Как бы хорошо ни было ребенку с новым родителем, он помнит прошлое. Отрицать это прошлое — проявлять неуважение к памяти.

«Починить», к сожалению, можно далеко не все. Какими бы прекрасными ни были намерения, многое останется неизменным. Ребенок — не сломанная игрушка, которую можно привести в идеальное состояние; он больше похож на антикварный шкафчик с секретом. Дверца поскрипывает, боковина ободрана, на задней стенке нацарапана картинка. Любой ребенок — сосуд, наполненный опытом, как положительным, так и отрицательным.

Завышенные ожидания разбиваются о реальность, порождая фрустрацию. Косвенным подтверждением этого служит большое количество возвратов детей в детские дома после неудачного усыновления. Чаяния родителей часто расходятся с реальностью — вместо благодарности мама получает апатию, отказ от сотрудничества, агрессию и неприятие. И возвращает ребенка туда, откуда взяла. В России, например, ежегодно забирают из детских домов около 40 000 детей, а возвращают обратно 5000 — страшная цифра.

Когда ты решаешь взять на себя ответственность за приемного ребенка, нужно быть очень аккуратным с ожиданиями. «Медовый месяц», когда ребенок тебя зеркалит и хочет понравиться, заканчивается быстро (если вам повезло и у вас был этот условный «медовый месяц»). А дальше начинаются проверки ваших намерений.

Если я разобью тарелку, ты все еще будешь во мне заинтересована? А если я назову тебя дурой, ты не вернешь меня в детский дом? Ты все еще захочешь быть моей мамой, если я скажу, что ты меня бесишь? А если испорчу диван и не приду ночевать?

Подобные проверки проходят почти все приемные родители, и, к сожалению, многие не выдерживают, потому что ожидали другого: я спасла ребенка из системы, он должен быть счастлив, что у него есть комната, еда, игрушки и мама. И только тем, кто смог занизить ожидания и пройти испытания такими проверками, повезет увидеть настоящего человека, который прятался за броней недоверия. Или не повезет — все-таки уровень травм бывает разным, и процессы, которые запущены в психике, иногда уже не остановить.

Понравился материал?

Поддержите редакцию