«Жизнь отдать очень легко, а вот исправить что-то, чтобы никому погибать не приходилось — вот это сложно»: редакция НЭН — о патриотизме в жизни взрослых и детей

Мы уже выпускали материалы о том, как стоило бы обсуждать любовь к родине с ребенком, а также спрашивали вас, как вы сами понимаете этот термин и объясняете его своим детям. А сегодня решили порассуждать об этом сами. Встречайте — мнения сотрудниц редакции НЭН о том, как они понимают патриотизм и как объяснили бы его детям.

Катя Статкус, авторка лонгридов:

Честно говоря, само понятие «патриотизм» мне кажется каким-то очень олдскульным, что-то из восемнадцатого-девятнадцатого века и пахнет триединой монархической доктриной. Говорить об этом с собственным сыном я и не хочу пока, он ребенок третьей культуры, мне даже не совсем понятно, какая у него «патрия»: сейчас мы живем в Берлине, он тут родился, но он говорит на трех языках и мне очень хочется верить, что когда-нибудь сможет сам выбрать, в какой стране ему комфортнее всего жить и платить налоги.

А в плане тем для разговора — думаю, что с пятилеткой гораздо важнее говорить об экологии, чтобы вся наша планета была для него домом, его отечеством, о котором надо позаботиться — как бы патетично это ни звучало.

Что касается моего собственного детства — идея патриотизма проводилась, наверное, как идея какой-то особенной русской культуры, которую надо любить и почитать за ее невероятную уникальность. Русская культура действительно очень интересная, но сейчас мне не совсем оправданным кажется ставить ее на возвышенное место — любая культура заслуживает уважения, интереса и — что очень важно — критического анализа и переосмысления, а не просто бахвальства.

В целом, мне не очень близок весь этот несколько романтизированный (и даже порой почти что сексуализированный дискурс) — любви к Родине, принесения ей себя в жертву и т. д. Я никогда не смогла бы осудить человека, который за Родину не согласился умирать.

Мне кажется, что есть много вещей, которые гораздо важнее: все те же вопросы экологии, хотя самое важное, наверное, как показало последнее время — это объяснить детям идею о неприкосновенности чужой жизни, идею недопустимости кровопролития, идею уважения чужих границ, и как-то дать детям понять, что если что-то не сложилось с одной страной, можно попробовать построить отношения с другой, как и в случае с партнером/партнершей (пардон за еще одну аллегорию!).

Ира Зезюлина, колумнистка:

Если честно, никогда не считала себя патриоткой. Я не говорю на родном языке (как и большая часть моих сограждан) и легко покинула свою страну, родственников и друзей в поисках лучшей жизни. Если нужно будет, покину еще раз. Это будет сложнее в техническом плане — квартира, дети, быт, но в эмоциональном я совершенно просто отношусь к перемене мест жительства. Такой гражданин мира, где дом там, где мы.

Тоски по родине никогда не испытывала. При этом я совершенно четко отношу себя к определенной нации, переживаю, когда в моей родной стране что-то происходит и искренне считаю свой народ особенным. Не лучшим, не поцелованным богом, не самым что-то там, а просто особенным.

С дочерью о патриотизме мы не говорим, как-то не представилось случая. Да и мне кажется, что любовь к родине формируется не через разговоры. Это набор событий, эмоций и опыта, которые отзовутся (или не отзовутся) в ребенке самостоятельно. Мне как родителю остается только делать так, чтобы эти события и эмоции были больше положительными.

Чего бы мне не хотелось, так это чтобы дочь росла в установке «умру за родину». Так мой папа всегда говорил, что готов умереть за родину. А я вот не готова, и не готова, чтобы мои дети за нее умирали. Потому что у родины нас много, а мы с нашей маленькой жизнью у себя одни.

Аня Кухарева, колумнистка:

Я всегда считала, что быть патриотом — это значит стремиться сделать свою родину лучше. В том смысле, что на нее нужно смотреть непредвзято и не делать вид, что она и так по умолчанию самая крутая, а разбираться с реально существующими проблемами. Для того же, чтобы разбираться, эти проблемы надо видеть — что совершенно невозможно, если закатить глаза под лоб в экстазе.

Мне в детстве говорили, что патриотизм — это любовь к родным осинам и постоянная готовность за них отдать жизнь. Это объяснение мне никогда не нравилось, потому что я верю, что жизнь отдать очень легко, а вот исправить что-то, чтобы никому погибать не приходилось в принципе — вот это сложно.

Для меня патриотизм — это никогда не про войну, но всегда про мир и созидание. И про интеллект. Потому что помереть может любой дурак, извините меня за резкость.

Патриотизм — это рефлексия, на которую способен не каждый, а значит, не каждого можно ему «научить». Но кого-то, конечно, можно. Только этот процесс равен воспитанию мыслящей критически личности (и я ни разу не встречала таковых в военно-патриотических кружках, — что нам как бы намекает).

Ася Андронова, смм-менеджерка:

Я до сих пор не определилась, что же такое этот патриотизм ваш. Я не помню, чтобы мне как-то рассказывали об этом в детстве. Вот любовь к Родине — это да, о ней со мной говорили. Я ее и люблю всем сердцем, мою речку, мой лес, мой город, моих людей, мой язык. А патриотизм я, пожалуй, оставлю для Данилы Багрова.

Даша Чекалова, смм-менеджерка:

Для меня патриотизм — это искренняя любовь к тому месту, где ты родился, где живешь и собираешься жить, желание сделать его лучше. Не припомню, чтобы мы разговаривали об этом с родителями — если кто-то в «патриотическом» плане на меня повлиял, то это бабушка. Мы вместе рассматривали книги с фотографиями родного города, много говорили о наших предках, природе, культуре, музыке, читали Шукшина и книги о героях ВОВ. Меня с детства мучал вопрос — а смогла бы я пожертвовать жизнью ради Родины, быть настолько самоотверженной и смелой?

Сейчас я выросла — и жертвовать уже ничем не хочется.

Хочется жить хорошо — и чтобы люди вокруг тоже жили хорошо. Когда у меня появятся дети, буду транслировать им такую позицию. Ну и Шукшина почитаю, конечно, и фотографии сосен на берегу Белого моря покажу.

Мне кажется, «квасному» патриотизму научить ребенка можно очень быстро и легко. А вот чтобы безграничная любовь к Родине сочеталась с критическим мышлением — это еще надо постараться.

Лена Прохорова, редакторка нативного отдела:

Когда мне было лет четырнадцать, мы с мамой и с дядей ездили в Таиланд. Помню, стояли около киоска с фруктами и рядом с нами была еще семья: мама, папа и дочка, лет шести. Мой дядя на тот момент уже около 14 лет жил на Тайване — кажется, говорил на английском уже лучше, чем на родном русском. А эта семья яро пыталась объяснить продавцу, что они видели в соседнем киоске манго дешевле и не готовы платить 200 бат. Они не понимали вопросы продавца, а он не понимал их возмущения — это был разговор слепого с глухим. И мой дядя попытался помочь — кажется, перевел на русский вопрос тайца.

Взгляд той женщины я запомнила надолго — на помощь она ответила таким скептическим взглядом, таким пренебрежением и негодованием, в котором явно считывалось: «Ты что, знаешь, что я русская? Зачем ты сейчас это показываешь?!».

На самом деле, это распространенное явление: наши соотечественники не показывают, откуда они приехали (сейчас на это, конечно, есть причины, но они так делали всегда), не помогают друг другу, не кооперируются. Я видела, как немцы и итальянцы, слыша родную речь, начинали общаться и делиться впечатлениями. Они видели друг друга первый раз в жизни, но спустя пару минут, как старые знакомые, вместе шли в ресторан.

Рядом с той женщиной, которая покупала манго, была маленькая дочь. И я более, чем уверена, что сейчас она выросла с таким же отношением к национальности — стесняется ее и пытается скрыть. Не помню, как со мной разговаривали про патриотизм, но мои родные никогда не стеснялись своих корней. Я тоже всегда с гордостью говорила, что родилась в городе у моря, Владивостоке, где в бухтах бирюзовая вода, где сопки с редкими деревьями и тигры выходят на дорогу. И всегда его любила.

Кажется, что все намеренные попытки «привить патриотизм с детства» работают наоборот. Потому что сделать это извне просто невозможно. Если дети поют гимн и смотрят, как развевается флаг страны на школьной линейке, а потом приходят домой и вместе с родителями молчат, проходя мимо иностранцев, чтобы те не услышали русскую речь — ни о какой любви к родине не может быть речи (простите за каламбур). Не знаю, как объяснять это на словах, детям нужно это показывать. Но как это делать в ближайшее время — большой вопрос, потому что говорить, откуда мы, где-то в другой стране — стало буквально опасно для жизни.

Лена Аверьянова, главная редакторка:

Вопрос патриотизма для меня всегда был сложным, потому что я всю жизнь ощущаю, что я люблю родину, а она меня — нет. Так всю жизнь, в каком городе я бы ни жила. Мне кажется, я всегда предъявляла и предъявляю повышенные претензии к себе в деле патриотизма — и мне кажется, что он вовсе не в том, чтобы бить себя пяткой в грудь, называя великой державой, или испытывать гордость за то, к чему ты не имеешь никакого отношения.

Для меня патриотизм — в маленьких, но одновременно больших вещах: в уборке какашек за своей собакой, в сортировке мусора, в благотворительности, в волонтерстве, глубоком изучении родного языка и истории, принятии многонациональности и инаковости жителей родной страны на всех уровнях, переосмыслении прошлого и его честная рефлексия.

С ребенком я стараюсь не вести патетических разговоров о патриотизме, потому что сейчас они диссонируют с моим мироощущением. И пока моя дочь не готова пускаться в столь сложные рассуждения, достаточно того, что я учу ее не бросать мусор мимо урны, не судить ни о ком огульно и не составлять мнения, основанные на предубеждениях.

Понравился материал?

Поддержите редакцию!