Вы знаете, что мы в НЭН выступаем за любую форму родительства — мы любим все семьи вне зависимости от их состава. И мы знаем, что количество детей — дело, которое не касается никого, кроме тех, кто их рожает. Мы бесконечно уважаем многодетных родителей и поддерживаем тех, кто решил остановиться на первенце. И нам ли не знать, как на них давят родственники, друзья и даже коллеги: «Когда за вторым?» Тереза Эдвардс — одна из таких мам. Она написала колонку «Если я скажу, почему не хочу второго ребенка, вы от меня отстанете?» НЭН перевел этот текст и готов поделиться им со своими читателями.
Я обожаю нашего педиатра. Она такая умная французская леди, полная доброты. Однажды, когда у меня еще не было страховки, она разрешила мне заплатить ей объятиями. Конечно, позднее она выставила мне счет, но тогда она отнеслась к моим слезам унижения очень сердечно. Я так ее люблю, что даже несмотря на то, что я переехала, я все равно отправляюсь ее повидать дважды в год.
Но есть в ней кое-что, что меня дико бесит: каждый раз, когда я собираюсь с ней прощаться, она спрашивает меня на своем франглийском, когда же я наконец рожу своей дочери братика или сестренку, потому что у ребенка должны быть братики и сестренки.
Честно говоря, она не одна такая. Есть такое особое время в жизни женщины, где-то начиная с 20 с хвостиком и заканчивая 30 с хвостиком, когда всем интересно, что происходит у нее между ног и никто не стесняется задавать ей в связи с этим вопросы. Все — от кассирши в магазине до четвертой троюродной сестры — хотят знать, как у вас дела, там, внизу.
Когда у меня уже родился ребенок, а потом я вышла замуж за человека, с которым жила во грехе, главным вопросом стал тот, что касается прибавления в нашей семье. Мол, когда уже. Мой ответ — никогда. Иногда я думаю, что мне пора сделать татуировку на лице и перечислить все доводы против, чтобы люди больше не задавали мне этого вопроса.
Это причина номер один, по которой я не собираюсь заказывать в интернет-магазине кокосовое масло и эти странные прокладки для кормящих матерей. Я люблю спать. Я так люблю спать, что вышла бы за сон замуж, родила от него ребенка и продолжила отклонять вопросы о том, когда мы с ним родим второго. Моя дочь только начала спать всю ночь напролет, и то — если не болеет и ей не снятся кошмары. Сама идея начинать свой новый день с орущим младенцем на руках приводит меня в такую ярость, что мне сразу хочется выпить. Много вина. К счастью, я могу просто лечь поспать.
Ну, скажем так, это не совсем правда. С одним из своих сиблингов я не общаюсь, со вторым поддерживаю связь постольку-поскольку и только с третьим я близка. Так что на самом деле я их не ненавижу. Но люди продолжают говорить, как они любят своих братьев и сестер, и поэтому считают, что все должны любить своих. Но на самом деле вот что: вполне возможно, что они себя обманывают и смотрят на свое прошлое сквозь розовые очки. Мы с братом стали близки, только повзрослев. В детстве он был тот еще придурок, и я уверена, что он может сказать то же и обо мне.
Дети, они буквально питаются деньгами. Да, я знала об этом, когда подписывалась на ребенка номер один, но только позже я осознала, что она будет рядом со мной по меньшей мере до 18 лет. Подгузники ужасно дорогие. Потом спорт, танцы, айфоны и одежда. Потом — учеба. И чем меньше у тебя детей, тем выше вероятность того, что они получат хорошее образование в хорошем месте, потому что ты сможешь это потянуть.
Я настолько ненавижу быть беременной, что готова сама себе провести гинекологический осмотр прямо посреди Randall’s (сеть супермаркетов — прим. НЭН), послушать всю дискографию Nickelback и посмотреть, как Раш Лимбо и губернатор Перри на протяжении восьми часов вяжут что-то в форме вагины, чем снова быть беременной.
Я знаю, что второй ребенок в моей семье станет или любимчиком, или изгоем. Многие говорят, что я преувеличиваю, но это только потому, что они меня плохо знают. Как-то мы купили собаку, и я до сих пор тайно сержусь на нее, потому что мне приходится пылесосить. Я знаю, дети — это не собаки. Дети — это собаки, помноженные на сто тысяч миллионов. У меня есть подруга, у нее трое, и она говорит, что у нее нет любимчика, и я ей верю. Потому что она хороший человек, а я нет.
Ну, не совсем ужасный, но все же. Есть у меня еще одна подруга, которая иногда оставляет своего малыша у меня. Он еще совсем кроха, поэтому понятия не имеет, что мир вокруг полон опасности, и потому нуждается в пристальном внимании. В такие дни моя дочь идет к себе в комнату и пишет трагические стихи. А когда ее спрашивают, хочет ли она, чтобы у нее появился братик или сестричка, она отвечает взглядом, полным неодобрения. Позволяю ли я своему ребенку диктовать мне свои условия? Нет. Осознаю ли я, что наша жизнь превратится в ад, когда у нас будет маленькое существо, которое даже голову держать не умеет, зато умеет забрызгать все самое дорогое сердцу моей дочери срыгнутым молоком? Да.
Когда меня впервые спросили, не жалею ли я о том, что у меня нет сына, который мог бы продолжить фамилию, я была готова начать убивать. В моей дочери — мои гены, на то, чтобы носить их в себе, способны не только мальчики. А когда она выйдет замуж и поменяет фамилию, Эдвардсы не вымрут.
Я просто не хочу второго ребенка, понятно? Мне нравятся большие семьи, правда. И я не считаю, что знаю лучше других людей и лучше других семей. Я понимаю, что хаос, который царит в большой семье, может быть комфортным и приятным. Я выросла в семье с 11 детьми, так что я знаю, о чем говорю. Но теперь я хочу жить так, как живу. Может быть, тот факт, что она у меня одна, травмирует мою дочь — во всяком случае, многие уверены в этом. Но я предпочитаю думать, что современная семья может выглядеть как угодно: в ней может быть две мамы, только папа и ребенок, в ней может быть двое детей, куча детей, огромное количество детей, а может быть один.
Ну и потом, если я рожу второго, я знаю, что еще до того, как он научится ходить на горшок, люди начнут спрашивать меня, когда у нас будет третий.