Я люблю материнство с самого первого его момента, но что я точно не стану вспоминать с нежностью, так это грудное вскармливание, прелести которого нам с дочкой так и не удалось постичь.
С кормлением не задалось с самого начала. Пока другие дети набрасывались на своих матерей в роддоме и жадно поглощали молоко в коротких перерывах между снами, моя дочь старалась всеми силами оттолкнуть или увернуться от источника еды. Я ее понимаю: мне бы тоже не понравилось есть из странного предмета размером вдвое больше моей головы.
Первые полтора дня жизни она провела голодная, но гордая, изредка соглашаясь вкусить молока через насадку. «Это все-таки не так противно, как живая плоть», —наверняка думала она. Потом принесли докорм в бутылочках сразу на два раза, и малышка, счастливая, набросилось на долгожданную приемлемую еду. Съела сразу полторы порции и завалилась спать.
Чуть позже, дома, она согласилась питаться естественным способом. Несколько секунд малышка ела, несколько минут спала с грудью во рту и возмущалась, если мама пыталась встать и поесть сама. Она готова была проводить в таком режиме часы и сутки.
Организм, видимо, решил, что у меня тройня, раз молоко нужно так часто, и стал вырабатывать его в тройном объеме. Но я об этом не подозревала. Дочка ела, как дюймовочка, а остатки просто копились, никем не замеченные. Так что через две недели у неразумной матери начался лактостаз, а еще через пару дней гнойный мастит. Мне пришлось пить антибиотики, от которых у малышки страшно разболелся живот, так что мы вместе с консультантом решили приостановить кормление на время приема лекарств.
У дочки снова случился праздник со смесью, а мне велели сцеживать молоко каждые три часа, чтобы история не повторилась. Но ни один из нескольких испробованных молокоотсосов справиться с моей разросшейся от молока грудью не мог, так что сцеживать его приходилось руками.
Когда курс антибиотиков закончился, все уже знали, что на самом деле ребенок может есть быстро и с удовольствием —15 минут с бутылочкой и счастливое рассматривание фонариков вместо многочасового полусна на маме, который неизменно оканчивался голодным плачем. И все-таки еще несколько недель мы мучили друг друга затяжными приемами пищи. Дочка явно не наедалась, специалисты разводили руками, мол, дело в характере (что подтвердилось позже), и рекомендовали кормить сцеженным молоком. В моем случае вручную.
Все, что было потом, я помню сквозь молочную пелену. Я проводила со стаканом для молока все свободное время, что дочка спала или была с папой и бабушкой. За это время я, человек, проживший пять лет без телевизора, просмотрела все сезоны программы «Голос» и половину игр «Что? Где? Когда?» Мне было необходимо что-то, что можно целиком воспринимать на слух, ведь я должна была постоянно смотреть на свой граненый стакан. А слушать музыку под плеск бьющих струй мне не понравилось. В молоке была вся мебель в доме, пол, холодильник, душевая кабина, и я не удивлюсь, если даже потолок.
Сцеженное молоко дочке нравилось, она удовольствием хватала бутылочку обеими руками, причмокивала, радовалась, а после засыпала сытым сном. Моей груди оно не нравилось совсем. Через пару месяцев сцеживания привели к образованию гематомы, а она, в свою очередь, привела меня прямиком в хирургический кабинет.
В качестве врача мне попался застенчивый хрупкий мужчина лет 65, который явно был больше привычен смотреть на геморрой и варикозные вены, чем на набухшую грудь молодой женщины. Ему ассистировала крепкая медсестра в розовой форме, пышущая здоровьем и грубыми пролетарскими манерами. Несмотря на самый скромный «библиотечный» наряд, который я надела по такому случаю, поначалу я ей не понравилась. И моей легенде о сцеженном молоке они оба не поверили.
После операции хирург велел мне каждый день приходить на перевязку и строго-настрого запретил трогать грудь, так что я с чистой совестью отправилась в аптеку за шалфеем - мысль о нем уже некоторое время манила меня, но морального оправдания раньше не было.
Когда я пришла на первую перевязку, врач поинтересовался, как меня зовут. Я наивно представилась, что очень позабавило и его, и медсестру. «Конечно, мы вас помним», — объяснил он и отправил меня в соседнюю комнату. Крепкая медсестра не могла сдержать эмоций. Теперь она сочувствовала мне, сначала молча, а потом - явно сдерживаясь в выражениях. «И вот главное, куда же? В красивую грудь! Ох, я бы ему», — прорычала она и показала внушительный кулак.
Так я превратилась в жертву домашнего насилия, придумавшую нескладную историю с кормлением ребенка, чтобы не заявлять в полицию на подлеца. Они отнеслись с пониманием и тоже не заявили, хотя явно обсудили такую возможность. Я не стала их разубеждать и начала принимать сострадание с налетом печального смирения и усталости. Через неделю врач предложил мне "перестать мучить их своей историей" и делать перевязки на дому. Это было первое приятное для моей груди событие с самого начала беременности.
В то время молоко, спасибо шалфею, начало пропадать и, видимо, становиться менее вкусным. Получая бутылочку, дочка отодвигала ее и недовольно покряхтывала, а то и рыдала в голос, пока ей не давали такую же со смесью. Мы продержались ещё недели три, а потом радостно отправились в супермаркет, купили шоколадных конфет, мандаринов, вина и пачку Мальборо и навсегда распрощались с грудным вскармливанием. Малышке тогда исполнилось пять месяцев.
Мерч
Рассылка
