«Если женщине тяжелее, это не значит, что мужчине легко»: о чувствах отца, пережившего перинатальную утрату

В прошлом году НЭН опубликовал фотографию, где мужчина держал на руках своего умершего еще в утробе ребенка. Фотография несла простой и такой, казалось бы, понятный посыл — для мужчины перинатальная потеря тоже трагедия, не меньшая, чем для женщины. Помню, как тогда шокировали меня комментарии о том, что это всё ложь, мол, ни фига этим мужикам не тяжело, они-то не были беременными. Конечно, не все комментарии были такими, но все же чего-то в этом духе было достаточно много, и эти комментарии пользовались огромной поддержкой в виде лайков.

Безусловно, я могу понять авторов этих реплик: действительно, мужчина при выкидыше/замершей беременности/мертворождении не чувствует физической боли, не чувствует всепоглощающей внутренней пустоты, о которой пишут многие женщины, пережившие это горе, но это еще не значит, что он не переживает его по-своему.

Я хочу рассказать нашу с мужем историю, потому что считаю, что нельзя обесценивать потерю ребенка для одного из родителей. Возможно, кого-то из читателей мне удастся переубедить.

В первый раз я забеременела незапланированно. Что примечательно, я почему-то всегда мечтала, чтобы это случилось именно так, чтобы был сюрприз, шок и все такое. Не скажу, что супруг разделял мой восторг, скорее, у него началась паника, но он быстро успокоился и даже обрадовался. Уже на пятой неделе моей беременности все наши родственники и некоторые друзья о ней знали, а мы думали, куда поставить кроватку в нашей малогабаритной квартире.

Но через две недели у меня началось кровотечение, поехала в больницу, где врач на осмотре сказал, что «ничего страшного, но полежи до понедельника, чтобы сделать УЗИ, послушать сердцебиение и поставить тебя на учет». Это был вечер пятницы. Потом была суббота, потом в воскресенье вообще какой-то ад, включая первый в моей жизни обморок, самые сильные из мною пережитых боли в животе, а утром на УЗИ я услышала: «В матке беременности я не нахожу».

Мой диагноз — «самопроизвольный аборт на ранних сроках» — для врачей, наверное, до жути банален. Но для меня и мужа он был как гром среди ясного неба. Это сейчас я знаю, что каждая пятая беременность заканчивается на ранних сроках, а тогда мы думали, что это случается только если имеются серьезные заболевания или вредные привычки, или будущая мама таскает тяжести… Это могло случиться с кем угодно, только не со мной!

Тяжело описать свои чувства в тот момент, но главным было чувство вины, и мне захотелось извиниться перед мужем за то, что не смогла выносить нашего ребенка. Он искренне удивился и сказал: «Ты что! Наоборот, это я виноват, что ты вообще здесь оказалась». Он тоже себя винил, что для меня было неожиданностью.

Масла в огонь подливали родные. Самой распространенной реакцией на печальную новость был вопрос «а из-за чего?» с последующим предложением собственных причин случившегося. Я до сих пор не могу понять, зачем они это делали. Лично мне были озвучены следующие варианты: ты мало ела, слишком резко похудела (примерно на пять килограмма за три месяца без намека на голодания), просто слишком худая (64 килограммов при росте 170 сантиметров на момент выписки из больницы), была в бане, когда еще не знала о беременности, заболела в больнице на момент случившегося и много чего еще.

Обращусь к читателям: если кто-то из ваших знакомых пережил подобное, пожалуйста, никогда не спрашивайте о причинах, если вам о них добровольно не сообщили. Причины — дело лечащего врача и непосредственных участников событий, такие разговоры только раздуют чувство вины.

И если меня еще как-то жалели, видя мои переживания, то мой муж выслушивал от своих родных следующее: «А ты-то куда смотрел? Это вообще-то твой ребенок! Почему ты не следил, как она питается? Теперь уже, конечно, ничего не поделаешь, но у тебя ум есть вообще?». Можете себе представить, что он при этом чувствовал? Я вот нет, и даже цензурные слова к этому подобрать не могу. И судя по тому, как он потом контролировал мой рацион и то, тепло ли я одета, эти слова надолго засели ему в голову.

Я узнала об этих репликах, кстати, позже, только когда напрямую спросила, как он пережил все эти события, недели через две после выписки из больницы. И знаете, он тоже переживал утрату, чувствовал одиночество и опустошенность, наверное, в других красках, но все же. Тоже много раз прокручивал происходящее и пытался выяснить причину (кстати, он назвал и свою догадку «наверное, это потому, что сперматозоиды были несвежие», только представьте его желание взять всю ответственность на себя). Настоящую, кстати, так и не узнали, что тоже, оказывается, часто бывает — нам просто не повезло.

Пока же я лежала в больнице, а потом приходила в себя дома, мой супруг излучал позитив, запрещал мне думать о плохом и только повторял, что все еще будет хорошо, что мы обязательно попробуем еще раз, что просто надо планировать беременность, и тогда ребенок обязательно будет здоров, и много чего еще. Знаю, что не всем женщинам приятно слушать про будущее сразу после случившегося, но меня это здорово приободряло. Хотя в какой-то момент я начала думать, что ему наплевать на случившееся, уж больно радужные картины будущего рисует, но это было вовсе не так: просто он видел своей задачей возвращение меня к жизни, он не мог показать, что ему тоже плохо, потому что очень меня жалел, и наплевать ему было на себя, а не на потерю беременности.

Кстати, муж проявил себя как очень чуткий человек и психолог-самородок: он всегда находил нужные слова. Дело в том, что, видимо, в нашей стране самое популярное утешение звучит как «хватит ныть! Соберись, тряпка, у других вон чо, и то ничо, живут». По крайней мере я подобное слышала очень часто и начала переживать еще и из-за того, что никак не успокаиваюсь и этим жутко докучаю близким. И единственным, кто сказал мне «то, что ты чувствуешь — это нормально», был муж, когда я вдруг расплакалась у него на плече уже через месяц после случившегося. Он говорил со мной, если мне этого хотелось, утешал как мог и защищал от неосторожных реплик родственников. И я безмерно благодарна ему за все его старания, только в обществе мужа я могла страдать, если мне этого хочется, или мечтать о светлом будущем, и это все им принималось и не осуждалось.

Самое страшное было, наверное, во вторую беременность, уже запланированную и долгожданную. Муж уехал в командировку, я на подработке воскресным вечером и тут все, как год назад: кровотечение. И срок тот же. Я написала мужу, что еду в больницу и что если в этот раз все повторится, больше я беременеть не хочу. Когда муж перезвонил, он бодрым голосом сообщил мне, чтоб я раньше времени не переживала, что он уверен: в этот раз все будет хорошо. Он говорил это таким тоном, как будто видел будущее, и повторение прошлогоднего сценария невозможно ни при каких раскладах. Я его даже пожалела про себя, подумала, лучше б он заранее подготовился.

Уже потом я узнала, что эта новость его, конечно же, просто убила, но он опять же не мог никому этого показать. До моего УЗИ он не мог ни спать, ни есть, ни тем более работать. А еще он был далеко и ничем помочь ни мне, ни ребенку не мог, оставалось только ждать. И мне кажется, что такое вынужденное бездействие угнетает намного больше, чем пребывание в больнице.

Кстати, в этот раз все действительно обошлось, и сейчас я донашиваю свою вторую беременность, очень надеясь на то, что она закончится благополучно.

Наверное, написано несколько сумбурно, но, надеюсь, мне хоть кого-то удалось убедить, что перинатальную потерю переживает не только мама, но и отец ребенка. Просто мужчины очень часто считают, что они не имеют права на эти переживания именно из-за установки, что это женщина теряет беременность, ей тяжелее. Но знаете, если женщине и тяжелее, это не значит, что мужчине легко. Я очень надеюсь, что когда-нибудь общество уже разрешит мужчинам переживать это горе наравне с женщинами, что сами «представители сильного пола» не будут бояться говорить о своих чувствах, рискуя наткнуться на чье-нибудь осуждение, и что фото, подобные тому, что описано в начале, будут вызывать в людях исключительно сочувствие, а не реакции вроде «как он вообще смеет плакать, он беременность не терял».