Неполная семья — это не приговор: колонка дважды замужней женщины, многодетной матери и бабушки

И все же в общественном сознании неполная семья все еще воспринимается как нечто неудавшееся и трагичное, а женщины, разошедшиеся с мужьями, часто клеймят себя «разведенками с прицепом» и считают свою личную жизнь конченой.

В The New York Times вышло эссе журналистки и писательницы Джойс Мэйнард о неполной семье. Мы перевели его для вас — в нем Джойс, которой сейчас 67 лет, рассказывает о своем опыте развода. Оно называется «Разрушенная семья не разрушила ни меня, ни моих детей».

Нельзя сказать, что в этой колонке звучит какая-то прорывная мысль, но кажется, что она доносит послание о том, что люди не всегда могут обнаружить под слоем обязанностей свои собственные потребности (и это не окей), но что они всегда могут развестись (и это окей). А дети — они обязательно справятся.

Когда мы с моим мужем разошлись, — это был конец 1980-х, нам было за 30, мы прожили в браке 12 лет — в тогдашних ток-шоу во всю обсуждали страшно популярную книгу о том, как плохо развод влияет на детей. Автор книги — психолог, изучавший детей разведенных родителей, — заявлял, что эти дети будут испытывать на себе последствия распада семьи на протяжении десятилетий.

В то время ничто не могло иметь большую силу, чем мрачное предсказание психолога о том, что дети, лишенные возможности расти в «полноценной семье», будут страдать от низкой успеваемости в школе, трудностей в принятии обязательств и формировании здоровых отношений, а также высокого риска разводов.

Прошло 30 лет — и вот нам обоим за 60, а наши дети старше, чем мы во времена нашего развода — и я отмечаю то, что могло бы быть 40-й годовщиной нашей свадьбы в одиночестве и с печальным принятием. Я думаю о том, что повлек за собой развод — для нас обоих и для детей, родившихся в нашем браке. Думаю, многие из тех уроков, которые он мне преподал, я усвоила только теперь.

В день нашей свадьбы мне было 23, а моему мужу 25. Что мне было известно о браке? Мои родители развелись за пять лет до этого, но ожесточенность между ними все еще была так сильна, что они даже не разговаривали друг с другом, когда встретились на моей свадьбе.

Когда родилась наша первая дочь, мне было 24. К тому моменту, как мне исполнилось 30, у нас уже было трое детей младше шести лет. Влюбиться было не сложно. Родительство меня не пугало. Это было частью нашего союза, способом быть вместе и строить семейную жизнь.

Мои представления о любви зиждились на словах популярных песен и телевизорных передачах: Донна Рид (американская актриса, обладательница «Оскара» и «Золотого глобуса» — прим. ред.) стоит в дверном проеме, у нее встревоженный вид, она смотрит, как ее муж, прихватив портфель, уходит на работу. Через мгновение он возвращается — он забыл поцеловать ее на прощание.

Ниточки, которые связывали нас с мужем, стали рваться довольно быстро. Я могла обвинить его в том, что он все делает не так, но сейчас я понимаю, что мы просто были очень молоды для того, чтобы знать не то что друг друга, а хотя бы самих себя.

Мы знали, как удовлетворить потребности наших детей, но вот что делать друг с другом, не понимали.

Я уже даже не помню, из-за чего мы ругались. Скорее всего, из-за немытой посуды. На глубоком уровне, однако, мы просто были совершенно разными людьми, которые не могли дать друг другу того, в чем каждый из нас нуждался. Я хотела надежной связи, он — личного пространства.

Нашим детям было пять, семь и одиннадцать, когда мы сообщили им, что разводимся. Эта картинка до сих пор стоит у меня перед глазами: все трое сидят в ряд на диване, на котором мы все вместе рыдали над «Старым брехуном» и зачитывались библиотечными книжками.

В тот вечер мы сказали им все то, что говорят родители в подобной ситуации: «Мы всегда будем вас любить. Мы всегда будем заботиться о вас». И я до сих пор вижу их лица, на которых на писано: мы вам не верим.

Дети из неполной семьи. Вот кто они такие.

Если на свете существует такое понятие как «хороший развод», его точно не возможно применить к тому, что было у нас. Я вечно была зла и недовольна. Мы ругались из-за денег, из-за того, с кем дети проведут очередные праздники или каникулы. И из-за всего остального тоже.

Когда ты любила человека и возлагала на него свои самые большие надежды, но все они в одночасье рухнули, ты обязательно столкнешься с горем и яростью. Иногда мне удавалось их унять. Но чаще — нет.

Также меня сопровождали чувство вины и сомнения. Если бы мы остались вместе, какой была бы жизнь наших детей? И еще один, совсем другой вопрос: что было бы, если бы мне просто остались вместе ради детей, как это делают несчастливые пары, а смогли продолжить любить друг друга?

Не сумев дать своим детям образца счастливого брака, я, возможно, лишила их критически важного элемента, необходимого для заключения крепких супружеских союзов.

Но что мы сделали по-настоящему хорошо, так это устроили наши жизни, остались верными себе и любили своих детей от всего сердца.

Несмотря на мрачные предсказания, которые преследовали меня на протяжении многих лет, все трое смогли построить крепкие отношения, в результате которых родились двое наших внуков.

В определенном смысле наши дети, наверное, оказались жестче тех, кто вырос в заботливых и надежных объятиях обоих родителей. Возможно, они циничнее, чем дети из полных семей. Давным-давно осознав, что их родители способны на чудовищные ошибки, они перестали рассматривать своего отца и меня в качестве источников максимального комфорта и стабильности.

Они были свидетелями нашего величайшего провала, — но они все равно любят нас. В этом есть что-то печальное, но в то же время прекрасное — дар уверенности в себе и своих силах.

Их отец женился во второй раз и завел еще одного ребенка, которого мои трое очень любят и называют просто братом. Я тоже повторно вышла замуж, но потеряла мужа из-за рака. И вот мы здесь — вряд ли можно сказать, что мы невредимы, но такое не скажешь, пожалуй, ни об одной семье.

Если бы сейчас, когда мне 67 лет, я могла бы поговорить с собой 35-летней, в двенадцатую годовщину свадьбы, что бы я себе сказала?

Я бы порекомендовала молодой себе быть более принимающей и прощающей — это смогло бы снизить количество мелких обид. «Меньше говори, больше слушай», — вот что я бы ей сказала. Признай свои ошибки, прежде чем обвинять в них другого.

А еще я бы хотела сказать этой молодой женщине: так же, как тебе стоит научиться прощать своего мужа, тебе нужно научиться прощать себя.

Ни один родитель не может взять на себя полную ответственность за будущие печали и боль, с которыми столкнется его ребенок. Предполагать, что мой развод может полностью определить будущее моих детей, было преувеличением моих родительских способностей. В конце концов, каждый из нас прокладывает свой собственный путь.

Недавно, когда я была в гостях у своей дочери, к ней заглянул ее отец со своей женой. 32 года назад я бы не могла себе этого представить, но при встрече мы обнялись. И в этом мужчине 69 лет я все еще вижу своего 25-летнего мужа.

«Ты представляешь, мы с тобой знаем друг друга уже 50 лет!» — сказала я ему, предавшись приступу ностальгии. Сказать такое мы можем лишь еще паре человек из нашего окружения.

Мужчина, за которым я была замужем, отреагировал способом, который когда-то заставлял чувствовать меня одинокой — кивком, но его молчание больше меня не беспокоило. Мы просто разные, вот и все. И это одна из десяти тысяч причин, по которым мы не могли оставаться в браке.

Наша дочь, которая стала свидетельницей этой сцены, которая прекрасно нас знает, любит и принимает, просто улыбнулась.