Возможно, фраза «впитать с молоком матери» скоро перестанет быть метафорой.
Говорят, что травма не умирает, пока не встретит поколение, готовое ее прожить. Похоже, наука получила подтверждение этим поэтическим словам, обнаружив его в материнском молоке.
Недавнее исследование, опубликованное в журнале Translational Psychiatry, показало, что грудное молоко женщин, переживших серьезные травмы в детстве, действительно отличается от молока тех, чье детство было спокойным.
Ученые под руководством нейробиолога Али Джаваида (Ali Jawaid), работающего в Польше, обнаружили, что в молоке таких матерей меняется уровень микроРНК — крошечных молекул, регулирующих работу генов, а также жирных кислот. Но самое удивительное: эти изменения коррелируют с особенностями поведения их младенцев.
Команда исследовала 103 польских женщин, кормивших грудью своих детей. Участниц разделили на группы — с высоким и низким уровнем детских травм (по международной шкале ACE, Adverse Childhood Experiences).
Когда ученые проанализировали состав молока, оказалось, что у матерей с тяжелым детским опытом уровень молекул микроРНК miR-142-3p, miR-142-5p и miR-223-3p был значительно выше, а концентрация некоторых жирных кислот — ниже.
Все три микроРНК связаны в первую очередь с иммунной системой. Повышение их уровня в молоке матерей с тяжелым детским опытом может означать, что стрессовые переживания в прошлом отразились на регуляции иммунных сигналов в организме женщины.
Через молоко эти молекулы могут попадать к младенцу и потенциально влиять на его иммунное развитие и устойчивость к воспалительным процессам.
Эти показатели также оказались связаны с различиями в темпераменте детей в возрасте 5 и 12 месяцев. Малыши отличались по уровню реактивности, удовольствия от игр и тревожности.
Авторы исследования осторожны в выводах: они подчеркивают, что обнаруженные связи не доказывают причинно-следственной зависимости. Молоко не «передает» травму напрямую, но может служить биомаркером, то есть отражением того, что психическая боль матери оставляет след на молекулярном уровне. Этот след можно измерить и использовать для ранней диагностики рисков.
А что с отцами? Оказывается, и здесь есть новости.
Та же лаборатория Али Джаваида ранее опубликовала работу, показавшую, что у мужчин, переживших тяжелое детство, изменяется состав микроРНК в сперме. У них обнаружили повышенный уровень тех же типов молекул, что и в крови у людей с травматическим опытом.
Ученые пока не знают, могут ли эти изменения повлиять на потомство — но факт того, что сперма хранит молекулярную память о психологическом опыте, уже впечатляет.
Подобные эффекты ранее наблюдались у животных: в эксперименте на мышах исследователи из Цюриха показали, что стресс у самцов изменяет состав РНК в сперматозоидах, а потомство таких самцов демонстрирует повышенную тревожность и нарушения обмена веществ.
Пока такие опыты на людях невозможны и неэтичны, но тенденция очевидна: психологическая боль может оставлять следы на молекулярном уровне и передаваться через сперму и молоко.
Работа Али Джаваида возникла продолжает целую линию исследований о том, как травматический опыт родителей отражается на детях.
Еще в 2018 году крупное американское исследование показало, что женщины, пережившие насилие в детстве, чаще сталкиваются с трудностями во время беременности, а их дети — с замедленным развитием в первый год жизни. Позже финские ученые выявили, что у матерей с историей детской травмы младенцы демонстрируют более низкий уровень концентрации внимания уже в возрасте шести месяцев.
В 2024 году другая группа исследователей выяснила, что детские травмы матерей отражаются даже на том, как они взаимодействует с младенцами — такие женщины, как правило, демонстрируют меньше чувствительности и эмоциональной отзывчивости.
Все эти данные говорят о том, что психологические раны не исчезают бесследно. Они могут оставлять биологический след: изменять работу гормональных систем, отражаться на активности микроРНК — тончайших регуляторов работы генов.
Открытие Али Джаваида не свидетельствует о том, что травма матери вредит ребенку через молоко. Оно лишь показывает, что молоко может хранить следы прошлого. Возможно, когда-нибудь это позволит ученым найти способы разорвать цикл боли, передающейся через поколения.