Судя по новостным сводкам, учителя все чаще применяют физическое и вербальное насилие по отношению к ученикам.
Вот лишь несколько громких и довольно страшных конфликтов, произошедших в разных регионах России за последние пару месяцев.
21 февраля в Сылвенской школе Пермского края учительница назвала опоздавшего на праздник в честь Дня защитника Отечества ребенка «ублюдком» и «предателем».
27 февраля в Москве учитель ударил восьмиклассника, учащегося в одном из кадетских классов.
В марте 2023 в Санкт-Петербурге учитель физкультуры швырнул на пол 11-летнего ученика.
В марте 2023 года в Копейске школьный учитель истории после уроков ударил ребенка, поставил его на колени и грозился «обоссать».
9 марта 2023 года в Нижнем Тагиле учитель ОБЖ побил двух школьников.
16 марта 2023 года в школе поселка Петропавловского в Верхнеуральском районе учительница математики ударила ребенка.
В конце марта в подмосковной Яхроме учительница русского языка и литературы оскорбила и ударила школьницу из-за ее прически.
В начале апреля в школе № 79 в Сормовском районе учительница немецкого языка ударила ребенка книгой.
В начале апреля в одной из школ Республики Тыва учительница избила двух школьников.
Что происходит в школах России? Почему учителя стали проявлять столько агрессии по отношению к ученикам? Действительно ли подобных ситуаций стало больше, или благодаря СМИ мы просто стали чаще про них слышать?
Если оставить в стороне неконструктивные версии (к которым относится разные вариации разговоров на тему «А вы видели, какие дети наглые стали?»), то видимый всплеск насилия в школах вызван несколькими взаимодополняющими друг друга факторами.
Современные школьники отличаются от школьников предыдущих поколений тем, что они лучше технически оснащены. Практически у каждого ребенка при себе имеются диктофон, фотоаппарат, видеокамера — и все это в одном небольшом устройстве под названием «смартфон». Даже если родители ученика принципиально не покупают ему «умный телефон», то каким-нибудь кнопочным он точно владеет — это вопрос безопасности, в конце концов! — и в нем есть функция «диктофон». А еще во многих школах установлены камеры видеонаблюдения.
Что было раньше? Если учитель ударил так, что не осталось следов, или оскорбил, — пострадавший ребенок попадал в ситуацию «его слово против слова педагога». А без документальных подтверждений взрослые (в том числе — родители) были склонны вставать на сторону преподавателя.
Сообщения о насилии в школе игнорировались, могли восприниматься как детские фантазии, попытки оговора, злые шутки или сплетни.
Но игнорировать видеозапись гораздо, гораздо труднее! У детей появилась реальная возможность доказать факт противоправного обращения, которой они и пользуются.
Интересное по теме
Шлепки по попе и «двойка» на лбу: как наказывают детей в садах и школах, и почему это до сих пор происходит
Раньше СМИ не интересовались историями школьного насилия, потому что без вещественных доказательств все рассказы о злых учителях проходили по разряду «одна бабка сказала». А если педагог не попал под суд, или помирился с родителями, или не удалось доказать его виновность, то медиа, написавшее об избиении, могло само оказаться под следствием по статье «Клевета».
Кроме того, чтобы история о насилии со стороны учителя попала в СМИ, нужны были очень доверяющие своему ребенку, мотивированные, желающие огласки инцидента родители. Если мамы и папы не писали в газету, то откуда газете было знать, что там творилось в школе? Правильно: ниоткуда. А мамы и папы не писали, потому что ссориться со школой — себе дороже.
Сейчас сам механизм образования новостей слегка изменился. Сначала видео- и аудиозаписи конфликтов попадают в соцсети, причем опубликовать их может кто угодно — от школьников до их законных представителей. Затем эта публикация собирает огромный срач и бешеные репосты. И только затем ею начинают интересоваться медиа.
А почему бы им не интересоваться, если есть документальные подтверждения случившегося конфликта? В случае наличия записей СМИ чувствуют себя более защищенными, поэтому не боятся рассказывать о происшествии. Как итог — сообщений о насилии в школах в век высоких технологий становится больше, даже если само количество оскорблений и избиений остается прежним. Но количество это растет под воздействием следующих нескольких факторов.
Интересное по теме
«Насилие не может закалить характер или поддержать дисциплину»: как понять, что ребенок подвергается учительскому абьюзу
Когда-то моя бабушка хотела, чтобы я стала учительницей, потому что это, цитирую, «хлебная работа, которая есть всегда». Это она говорила в конце 90-х, будучи преподавательницей в сельской восьмилетке! Но она испытывала небеспочвенную надежду, что хуже быть уже не может, значит, скоро ситуация с зарплатами значительно улучшится.
Однако мощных прорывов не произошло. В 2016 году Дмитрий Медведев советовал тем, кто хочет денег, идти в бизнес, а не в школы. В принципе, до этой светлой мысли многие додумались и без помощи премьер-министра, так что молодых педагогов в стране УЖЕ стало ощутимо меньше. И качество этих кадров не особо впечатляет, поскольку педвузы устанавливают один из самых низких проходных баллов, что автоматически превращает их в «последнюю надежду троечника».
Учителя советской закалки тем временем постепенно выходят на пенсию, так что уменьшается количество не только молодых педагогов, а педагогов в принципе. Движение «Родная школа» провело собственное исследование, в ходе которого выяснилось: 35,06 процента учителей в стране — старше 58 лет, тех, кому от 52 до 57, — 21,46 процента, а тех, кто работает менее пяти лет, — 14,94 процентов.
Аналитики Skyeng в 2020 году проанализировали открытые статистические данные по соотношению количества учеников и учителей в школах стран СНГ. В 2019 году в России на тысячу учеников приходилось 80 педагогов, к 2023 году соотношение должно было ухудшиться — на тысячу учеников пришлось бы 78 учителей. Возможно, что прогноз оказался даже оптимистичным, учитывая, что в 2020 году исследователи не подозревали о грядущей СВО и массовой эмиграции.
Школы до последнего стараются игнорировать жалобы и во что бы то ни стало защищают провинившегося преподавателя, потому что заменить его некому. Просто некому. За забором очередь из новых учителей не стоит, значит лучше плохонький, но свой.
Интересное по теме
«Учитель не должен оценивать внешний вид ребенка, он должен помогать ему учиться»: колонка в поддержку школьников с синими волосами
Простите, но в этой колонке будет огромное количество ссылок на мою бабушку-педагога.
В 80-е она еще и директорствовала. Когда она от меня услышала о директоре школы, который порвал ребенку ухо, ее изумлению не было границ. «Как так, за него заступаются? У меня одна молодая учительница, разнимавшая драку пятиклассников, схватила ребенка за рукав и порвала ему форменный пиджак — так мы обе замучились объяснительные писать! Ее в комитете народного образования требовали уволить! Не представляю, что бы случилось, если бы ребенок физически пострадал».
И хотя у моей бабули, как и у многих представительниц старшего поколения, «раньше трава была зеленее», вот в это верится. Она могла найти замену для провинившегося педагога, а нынешние директора не могут.
Стандарты профессиональной этики выросли, педагогика шагнула далеко вперед, родители больше не склонны верить учителю, потому что он старше… Но все это БЕСПОЛЕЗНО, пока преподавателя защищает от увольнения кадровый голод.
Пока родители побитого школьника в ужасе пытаются что-то сделать, остальные мамы и папы заступаются за педагога-драчуна: их-то детей не трогали, а физику кто-то должен преподавать! И гораздо легче попросить ребенка «не отсвечивать», чем найти нового учителя, который был бы лучше прежнего.
Учителей стало меньше — это факт. Большое количество педагогов — люди пенсионного возраста. А количество обязанностей у них все растет и растет. Море отчетов. Проверка заданий. Показатели эффективности, от которых зависит зарплата. Необходимость брать на себя внеурочную нагрузку, чтобы получать больше денег. Добровольно-принудительное участие в выборах. Новые учебники. Новые экзамены. Заполнение электронных дневников. Необходимость участвовать в конкурсах ради достойной зарплаты. Отчеты, отчеты, отчеты и еще раз отчеты.
В принципе, учительницы русского языка и раньше проверяли диктанты дома, но теперь шансов избежать труда в нерабочее время нет даже у преподавателей географии.
Любая молодая мать вам скажет: монотонный труд без цели и видимого результата — выматывает. Невозможность получить качественный отдых работает лучше, чем «Озверин» из мультиков про кота Леопольда. Люди срываются на других людей. Перестают сочувствовать. Теряют мотивацию. Короче — выгорают.
В российской педагогике выгоревших много. Это не оправдывает тех, кто лупит детей, но дает представление, почему «учитель от бога, который работает в школе 20 лет, победитель конкурсов, прекрасный человек и настоящий профессионал» вдруг распускает руки. Это не «вдруг». К этому шло все эти 20 лет.
Но выгорание устранить нельзя, пока не будет побежден дефицит кадров. Потому что чем меньше работников, тем больше они вкалывают, а психотерапия в таких условиях — мертвому припарка.
Интересное по теме
«Главное, чему учат детей в садах и школах — это терпеть»: колонка о том, как строгие правила заменяют уважение и комфорт
Еще каких-то пятнадцать лет назад работники школ много чего решали. Они могли выбирать учебники, по которым будут преподавать, темы для внеклассных занятий, программы, темы для факультативов.
Моя учительница истории в 2004 году провела эксперимент и устроила нашему классу экзамен по теме «Вторая мировая война». После полугода изучения темы без вызовов к доске и промежуточных оценок, мы все пришли на факультатив и вытянули по билету с двумя вопросами. Оценка за экзамен и была оценкой за две прошедших четверти. Замучилась ли она согласовывать и обосновывать этот эксперимент? Нет. Просто предупредила директора, что хочет сделать вот так, а не иначе. Все.
Сейчас школьные учителя боятся отклоняться от «линии партии», директора согласовывают каждый свой чих с РОНО, а количество бессмысленной отчетности выходит за пределы разумного. Педагогов вывозят на митинги, принуждают сидеть в разных комиссиях, навязывают им темы для внеклассных занятий… Фактически учителя ничего не решают, становятся «говорящими головами», лишенными какой-либо субъектности.
И, конечно, это не повышает престижность профессии, потому что ничего не решать весело только в известной песне. А в жизни «людей подневольных» не очень-то уважают.
Учителя перестали быть властителями дум, примерами для подражания, самыми уважаемыми людьми в деревне. В честь педагогов больше не называют детей, и редкий ученик навещает свою классную руководительницу после выпуска.
И вот выгоревший, работающий за копейки, не отдыхавший нормально тысячу лет, выполняющий кучу бесполезных обязанностей, чувствующий себя униженным человек встречается с самой обычной подростковой непокорностью.
Это нужно специально отметить: дети не стали какими-то «особенно наглыми» в последнее время. Дети как дети. В массе своей — гораздо более договороспособные, чем представители моего поколения в таком же возрасте.
Подростки всегда пробуют бунтовать против власти взрослых, и, конечно, под раздачу первыми попадают родители и учителя. Это неизбежно. Не бывает так, чтобы в классе всегда и у всех было примерное поведение — даже отличники из благополучных семей могут что-нибудь учудить, не говоря уже о закоренелых хулиганах.
Это происходит не оттого, что с детьми сюсюкают и они чувствуют свою безнаказанность — просто у них возраст такой. Телесные наказания в российских школах отменили в 1917 году, и если вы думаете, что до этого в учебных заведениях не водилось злостных нарушителей дисциплины — спешим вас огорчить.
Даже зная, что за проступок можно получить розгами по нежному месту или линейкой по рукам, подростки все равно иногда вели себя совершенно отвратительно. Безнаказанность тут вообще ни при чем. А если не видно разницы, то зачем кого-то бить? Так что в советской школе физические наказания были официально запрещены.
Интересное по теме
Не ласка, а указка: история телесных наказаний в отношении детей
Инциденты, конечно, случались, и нередко — из-за того, что детей не воспринимали как полноценных личностей. Однако опытные учителя, изучавшие возрастную психологию, старались к силовым методам не прибегать: обзывательства и битье ставят несдержанного педагога на одну планку с ребенком, показывают, что он не способен решить проблему по-взрослому, что его можно заставить потерять над собой контроль. То есть преподавателя, привыкшего обзываться и драться, дети будут уважать меньше, а не больше, и проблема с дисциплиной только усугубится.
Но выгоревшему педагогу, который устал как собака, возрастная психология в моменте не вспоминается. Он воспринимает непослушание как нечто исключительное. Ему кажется, что он таким не был. (Был. Бабушка-педагог в пятом классе стояла в углу за болтовню и хихиканье, и из этого угла строила рожи, чтобы смеялся остальной класс). Учителю хочется, чтобы его уважали и дали спокойно делать свою работу. Добавим сюда то, что культура уважения к личности и ее границам у нас так и не прижилась, а насилия и агрессивной риторики в обществе в последнее время стало ощутимо больше, — и получим взрыв.
Это не значит, что учителей, которые бьют детей, надо понять и простить: за них и так все чаще заступаются те, кто в первую очередь должен возмущаться — родители. Но нужно помнить, что пока не решится проблема дефицита кадров, не увеличится размер зарплат, не уменьшится количество бессмысленных отчетов, не появится практика обязательной психологической помощи для педагогов, — ситуация с насилием в школе не станет лучше. За неимением других вариантов к детям приходится подпускать людей, находящихся на грани нервного срыва, или недостаточно подготовленных в области возрастной психологии.
Это ненормально, но это та реальность, в которой мы живем. Изменить ее можно только «сверху», но дети тех, кто принимает законы, не учатся в средних общеобразовательных школах по месту прописки. Увы.
Еще почитать по теме
Они выросли нормальными? Размышление читательницы НЭН о насилии как воспитательной традиции