«У него осколочное ранение — в правом боку дырочка, которая гноится». Как живут жены мобилизованных через год после объявления мобилизации

Вскоре после начала мобилизации НЭН записал монологи трех женщин, чьи мужья оказались в рядах военных. В этом году Лиза Михальченко поговорила с ними снова. Публикуем продолжение их историй.

Имена всех героинь этого текста изменены по их просьбе.

Алла, Краснодар

«Еще у меня появилась полочка с иконами, я постоянно молюсь»

Сегодня я вернулась от мужа. Я была у него на службе. Он находится на самой опасной линии фронта. То, чего я там насмотрелась и наслушалась, не передать словами. Я слышала взрывы и видела бомбежку.

Мы сняли там небольшую квартирку с очень плохими условиями за пять тысяч рублей за ночь. Мы провели там две ночи. Ночью я слышала обстрелы, а мой муж так к ним привык, что даже не обратил на них внимания, его слух как будто игнорирует эти звуки.

Приехав, я узнала, что муж ранен: у него осколочное ранение — в правом боку дырочка, которая гноится. Он не мог оставить парней во время боя и так и не обратился к медикам.

За этот год моя жизнь изменилась: я купила в ипотеку квартиру. Супругу платят, я отдаю эти деньги за ипотеку, трачу их на посылки мужу, одежду ему и на свою жизнь — я живу очень скромно.

От меня съехал к бабушке в Екатеринбург мой сын — ему 21 год, он говорит, что не может жить со мной, потому что я нахожусь в депрессивном состоянии и не даю ему жить своей любовью. Я не работаю, живу одна с собакой: у меня очень ласковый пудель, который от меня не отходит. У меня вся квартира увешана портретами супруга, я разговариваю с ними. Еще у меня появилась полочка с иконами, я постоянно молюсь.

За этот год ничего хорошего у меня не произошло. Новый год я встречала одна, налила себе бокал шампанского и легла спать.

Я обращалась в разные места, просила вернуть моего мужа. Я писала письма президенту с просьбой о демобилизации, написала два письма в прокуратуру. С такими же просьбами я обошла все инстанции, какие могла, но ниоткуда не получила ответа. Скоро у меня будет встреча с депутатом от «Единой России», я хочу попросить его помочь вернуть мужа, потому что он служит уже год.

За этот год меня трижды пытались положить в психиатрическую больницу. Я приходила на прием к неврологу, жаловалась на страшные головные боли, просила выписать мне таблетки, направить меня на МРТ. В психиатрической клинике меня приняла очень хорошая врач, она сказала, что мне не нужно туда ложиться, потому что у меня затяжная депрессия — мне выписали сильные антидепрессанты.

Муж сохраняет боевой дух. Он не рассказывает мне ничего плохого, бережет от плохих новостей, внушает мне, что обязательно вернется. Я вижу, что у него очень уставшие глаза, он морально истощен, измотан. Он очень постарел и похудел, я не говорю ему, что у него появилось много морщинок. Он начал употреблять много алкоголя. Он очень хочет домой: мечтает побывать в нашей квартире, в которой я теперь живу. По отношению ко мне как к любимому человеку в нем ничего не изменилось. Он продолжает меня любить, может, даже больше, чем раньше.

Я общаюсь с женами мобилизованных. У нас утро так начинается: одна пишет в чат, что она плачет, и все понимают, почему она плачет — переживает за мужа. Мы каждый день на связи, как боевые подруги. Мы написали коллективное письмо президенту с просьбой вернуть мобилизованных, но нас не услышали. Мы не знаем, когда все это закончится.

Так как я живу в Краснодарском крае, я вижу, как люди отдыхают: миллионы мужчин отдыхают со своими женами на морях, они веселые, они счастливые. А мы несчастные. Мы смотрим на них и плачем.

Интересное по теме

«Я начала винить себя и думать, что, может, не нужно было мне его туда отправлять». Истории трех женщин, чьих мужей мобилизовали

Екатерина, Вологодская область

«Думаю, что жизнь не стоит на месте, все время плакать невозможно»

После публикации прошлого текста было очень много негативных комментариев в адрес жен мобилизованных: зачем отпустили мужей? Но против государства не пойдешь и мужчину к батарее не привяжешь.

Когда я только осталась одна с маленьким ребенком, мне было тяжело. Я не могла даже в парикмахерскую сходить или к врачу, потому что не с кем было оставить ребенка. Когда мужа мобилизовали, сыну был годик. Сейчас ему два года и четыре месяца. Сначала сын не понимал, где его отец. Он смотрел на всех мужчин на улице и называл их папами, он думал, что у всех папы есть, а у него нет. После того как муж приехал в отпуск, сын осознал, что папа есть, просто он сейчас на службе, но он вернется. Мне пришлось отдать сына в ясли, он уже привык к ним, и ему там нравится.

Я закончила трехмесячные курсы и устроилась на новую работу, начальник предложил мне место.

Несмотря на то, что, мне кажется, я адаптировалась к ситуации, организм дает сбои: перед Новым годом я проходила курс лечения у невролога, мне диагностировали расстройство нервной системы. Весной у меня сильно болела голова из-за нервного напряжения.

За этот год мы виделись с мужем трижды. Я ездила к нему, и он приезжал в отпуск в начале июня. Я вижу, как война повлияла на него. Раньше он был немножко воздушным, мечтательным и романтичным, сейчас он стал более ответственным, собранным, сообразительным и на лету решающим проблемы. Семью и наши отношения он как будто только больше стал ценить. У нас и до войны были очень теплые отношения, а теперь он даже не говорит друзьям, что приехал в отпуск, чтобы все время побыть с сыном и со мной, не тратить время ни на что больше. Он очень хочет домой и скучает по нам.

Первые шесть месяцев муж не принимал участие в боях, и мне было спокойнее. Я знаю, что и сейчас у него на душе нет греха — он не убивал, он только вытаскивал раненых. Мы с мужем обсуждаем происходящее на фронте, он делится со мной своими переживаниями.

Проблем с выплатами у нас нет, ежемесячно деньги приходят каждого десятого числа. Мне, конечно, никаких денег не надо, главное, чтобы муж был дома. Мы и до войны достаточно комфортно жили. Я думаю, что эти деньги — это компенсация за потерянное время, молодость и здоровье.

В нашем сельском поселении каждая семья столкнулась с мобилизацией: у кого-то забрали мужа, у кого-то — сына, или друга, или приятеля. У нас в районе 12 тысяч человек живет, за год погибло десять мужчин из тех, кто ушел на войну.

Когда люди узнают, что муж мобилизован, они в основном спрашивают про деньги, говорят: «Так вам же платят» или «А вам правда столько денег за это присылают?» Для нашего региона это большие деньги — больше 150 тысяч рублей в месяц.

Я общаюсь с другими женами мобилизованных. Мы вместе отправляем мужьям посылки, поддерживаем друг друга морально. Среди женщин, чьих мужей мобилизовали, есть те, кто до сих пор постоянно плачет. Но я думаю, что жизнь не стоит на месте, все время плакать невозможно.

Годовщину мобилизации в СМИ как будто никто не заметил, никто не говорит о том, что люди воюют уже год. Раньше говорили, что мобилизованных заменят на контрактников, но этого не произошло. Нам бы очень хотелось, чтобы те, кто не хочет продолжать служить, смогли поехать домой. Мы писали ходатайство, чтобы муж еще раз прошел медкомиссию и его отпустили, но ничего не получилось.

Я хочу, чтоб война скорее закончилась и муж вернулся. Когда муж уезжал, мне казалось, что он непременно умрет и я вижу его в последний раз. Сейчас этого ощущения нет. Я верю, что он обязательно вернется домой.

Интересное по теме

«Идет эксперимент над российским народом». Как мобилизация повлияет на рождаемость в России?

Валерия, Севастополь

«Я хочу, чтобы война поскорее закончилась, хоть и понимаю, что случится это нескоро»

Сначала, когда муж только уехал, у меня были панические атаки, я просыпалась по ночам от кошмаров. Сейчас я уже адаптировалась и спокойнее к этому отношусь. У меня есть ребенок, который хорошо чувствует мое депрессивное состояние, поэтому у меня нет роскоши поддаваться упадническим настроениям. Приходится держать себя в руках — это уже вошло в привычку. Я принудительно вытаскиваю себя из переживаний: начала замечать маленькие радости, выходить с подругами на концерты и экскурсии.

Я живу в Севастополе, и в последние несколько дней у нас участились ракетные атаки, часто орет ракетная тревога и сирена. Вчера ребенок, хоть он уже и взрослый восьмилетний мальчик, не мог заснуть от страха. Мне нужно его поддерживать.

Мы с сыном не обсуждаем войну, стараемся не заводить эту тему, потому что она болезненная для нас. Мы просто ждем, когда она закончится. Мы стараемся направлять энергию в семейные дела, в учебу сына. Я стараюсь как можно больше времени уделять ребенку и его образованию, развивать в нем какой-то научно-познавательный интерес.

Я стараюсь не афишировать свое отношение к войне, ни с кем ее не обсуждать и занимать нейтральную позицию. Как правило, когда люди узнают, что мой супруг мобилизован, мне желают терпения и дождаться его.

Первое время, как только он ушел, мне очень помогали родственники. Все сгруппировались, финансово меня поддерживали и морально. Сейчас выплаты приходят стабильно.

Муж несколько раз приезжал в течение года к нам. Война его не изменила: он уже был на чеченской войне и знал, куда идет.

Я состою в разных чатах жен мобилизованных. В них женщины проводят сборы гуманитарной помощи супругам. Есть группа, где плетут маскировочные сети, где собирают сухие пайки, окопные свечи.

За год у меня случилась абсолютная адаптация к произошедшему — сейчас я нахожусь в стадии принятия. Я по-прежнему переживаю из-за происходящего, но, к счастью, там, где сейчас мой муж, есть связь, и мы поддерживаем коммуникацию. Я знаю, что есть мужчины, которые находятся в местах без связи — не представляю, как это психологически выдерживают их жены.

Я хочу, чтобы война поскорее закончилась, хоть и понимаю, что случится это нескоро.