История Ксении Никулеско — мамы двух девочек и ландшафтного архитектора из Новороссийска, которая четыре года назад узнала, что у ее дочери — саркома.
16 сентября 2021 года компания SpaceX запустила в космос корабль, на борту которого — впервые в истории — не было профессиональных астронавтов, только четыре обычных человека. Пока весь мир, затаив дыхание, следил за 3-дневным полетом Dragon 2, Ксения Никулеско находилась в палате Научно-практического центра имени Войно-Ясенецкого в Москве. За месяц до этого у ее 12-летней дочери Кати обнаружили онкологию — 20-сантиметровую опухоль в районе колена.
Листая новостную ленту в телефоне, среди сообщений от близких и сводок о лечении, Ксения наткнулась на новость о запуске космического корабля. Она вчиталась в состав экипажа и замерла. Одним из астронавтов была Хейли Арсено — девушка, которая в детстве перенесла тот же диагноз, что и Катя — «остеосаркома ноги».
Ксения посмотрела на свою дочь, лежащую на больничной койке, потом снова на фотографию Хейли в скафандре, и подумала: «Онкология — не значит смерть. Можно выжить. И даже в космос улететь». Как сейчас признается Ксения, именно история девушки, которая выжила после саркомы и стала самым молодым человеком из слетавших в космос, стала для нее и для ее дочери спасительной ниточкой на пути к выздоровлению.
Ксения рассказала НЭН, как смогла пережить болезнь дочери, последовавший за этим развод с мужем и продажу бизнеса — и как смогла принять новую реальность.
Летом 2021 года мы с Катей — моей младшей дочкой — начали вместе ходить на йогу. Она незадолго до этого бросила хореографию и искала новое увлечение. Как-то после занятия в студии йоги она пожаловалась на боль в колене — мы списали ее на растяжение. Но боль не проходила, а только усиливалась. Пошли в больницу — и две недели нас гоняли по разным специалистам, не могли поставить диагноз. В итоге мы сами решили сделать МРТ. И там нам сразу сказали: это опухоль, злокачественная. Остеосаркома. В нашем Новороссийске таких сложных операций не делают, надо ехать в Москву.
Я тут же купила билеты с вылетом на следующий день. Диагноз официально поставили в научно-практическом центре имени Войно-Ясенецкого в Солнцево: остеосаркома дистального отдела правой бедренной кости. Опухоль почти 20 сантиметров. Нам сразу назначили химиотерапию и предупредили, что будет очень тяжелая операция — удаление кости и ее замена на эндопротез.
Следующий год мы практически не вылазили из больницы. Я бросила работу. У нас с мужем — это мой второй брак — была своя компания с большим штатом: я ландшафтный архитектор, и мы делали парки, озеленяли территории, работали с госконтрактами и частными заказчиками. Все это пришлось оставить: работа требовала физического присутствия на объектах, а я должна была быть рядом с дочерью. Часть бизнеса я продала, чтобы на что-то жить в Москве. Теперь я была мамой, сиделкой, психологом и медсестрой. Моя жизнь свелась к единственной цели — спасти ребенка.
Мы прошли девять курсов химиотерапии. Операция по удалению бедренной кости и замене коленного сустава длилась семь с половиной часов. К счастью, ногу сохранили — установили эндопротез, а не сделали ампутацию. Протез стоил 3,5 миллиона рублей. «Русфонд» организовал сбор, подключились друзья, знакомые, мои партнеры, предприятия Новороссийска, местные СМИ — деньги собрали быстро. Я с самого начала не скрывала Катин диагноз, писала о нем в соцсетях. Благодаря поддержке людей мы смогли вовремя купить и установить протез.
Что же касается мужчин… Биологический отец Кати и ее старшей сестры (на тот момент она уже была студенткой и жила отдельно от нас) не участвует в жизни девочек давно. Он помогает только алиментам. А мой второй муж, который воспитывал Катю с малых лет, ушел после того, как дочка заболела.
Мой второй муж поначалу старался нас поддерживать. Он прилетал в Москву, был рядом во время операции. Но со временем отношения стали угасать. Мы жили на расстоянии, и он не стал переезжать к нам, хотя такая возможность была. Спустя полтора года после начала лечения он ушел.
Когда мы расходились, он признался: не думал, что все это будет так долго. Он думал, что мы быстренько полечимся, Катя выздоровеет, и наша жизнь станет прежней. Он не понимал, что после такого диагноза, после того, как нам поставили инвалидность, начнется долгая реабилитация. И что жизнь уже никогда не будет прежней. Что будут побочки, что придется постоянно следить за здоровьем. Когда он это осознал, он оставил нас. Оборвал общение и с Катей, и со мной. Больше никогда не интересовался нами. Поначалу мне было очень тяжело, я злилась и обижалась на него. Но сейчас я понимаю, что это была его форма самозащиты — просто обрубить все концы, чтобы не окунаться в эту боль. Фактически, всю физическую заботу о Кате — возить, носить, ухаживать — я взяла на себя. Но я безмерно благодарна своей семье — сестре и брату — а также друзьям, коллегам и даже бывшим партнерам. Они оказали огромную поддержку, и материальную, и эмоциональную. Без них было бы гораздо сложнее.
После операции Катя училась ходить, управлять «новой ногой», как она ее называла. Даже несмотря на тяжелейшее лечение, она продолжала дистанционно учиться в школе, причем на отлично. Катя оказалась боец, и часто она поддерживала меня. Родители тяжелее переживают болезни своих детей, чем сами дети. Я смотрела на свою дочь, видела, как она здорово справляется, и думала: если она может, то как же я не справлюсь? Поддерживая друг друга, мы и прошли весь этот путь.
Конечно, я горевала о том, что жить как раньше мы уже не будем. Но при этом я довольно быстро приняла диагноз дочери. Меня спасала мысль, что новая жизнь тоже может быть хорошей. Еще в самом начале лечения я осознала: я не знаю, сколько моему ребенку осталось времени, год, два, пять, десять лет. И это мой выбор — как мы это время проживем: в страданиях, слезах, горе, депрессии — или в счастье, радости, любви, пользуясь каждым днем, который нам подарили. На сегодняшний день нам подарили четыре года. В августе было ровно четыре года с момента постановки диагноза. Я счастлива, что эти четыре года у меня были. И надеюсь, что будет еще очень, очень много лет.
В этом году у Кати был выпускной в девятом классе. Я сидела в зале, смотрела, как она танцует и веселится — в красивом платье, в туфлях на каблуках, красивая, счастливая, молодая. Вообще-то каблуки нельзя с эндопротезом, но ради этого момента я разрешила Кате их надеть, сказала: «Эти фотки мы не будем показывать нашему доктору». Я смотрела на нее и в очередной раз поймала себя на мысли: насколько же я благодарна всем, что она сейчас в ремиссии, что она жива.
В самом начале пути я отчаянно искала примеры тех, кто справился и выжил после онкологии. Совершенно случайно я узнала про девушку по имени Хейли Арсено, которая в детстве перенесла тот же диагноз, что и моя Катя, у нее тоже стоит эндопротез в ноге. И вот она, взрослая, полетела в космос на ракете Илона Маска. Эта история стала для меня спасательным кругом. Она дала понять: «И так можно!»
Когда сталкиваешься с онкологией, в голове сидит страшная формула: «рак = смерть». И в этот момент тебе жизненно необходимо увидеть человека, который прошел этот путь и живет дальше. Именно поэтому я решила стать равным консультантом. Равный консультант — это человек с опытом онкологического заболевания в ремиссии, пациент или его близкий. Он прошел специальное обучение в благотворительном фонде, чтобы оказывать информационную и эмоциональную поддержку другим людям, оказавшимся в похожей ситуации.
Я прошла курс по равному консультированию фонда «Александра» — и он помог мне понять, как правильно вести себя с Катей. Я научилась смотреть на эту ситуацию в том числе и со стороны пациента. Теперь я занимаюсь волонтерством. Большинство людей, которых я консультирую, — это либо пациенты с диагнозом саркома, либо родители пациентов с этим диагнозом. Меня находят разными способами. Во-первых, через фонд — любой человек может позвонить на горячую линию или оформить заявку на сайте, и равный консультант свяжется с пациентом. Во-вторых, через социальные сети. Когда Катя заболела, я подробно рассказывала о нашей жизни, о лечении в соцсетях. Многие пациенты находят мою страничку и пишут с просьбой провести консультацию. Еще меня находят через сообщество «Ты сильней» — это группа в телеграме, посвященная саркомам, там достаточно много людей. И работает сарафанное радио — люди, кому я когда-то проводила консультации, рекомендуют меня своим знакомым.
Чаще всего ко мне обращаются в самом начале пути. Люди в этот момент наиболее уязвимы и растеряны. Они просто не знают, что делать, куда бежать, где лечиться, к кому обращаться, какие пройти обследования. Не всегда лечащие врачи достаточно контактны. У них зачастую просто нет времени разжевывать пациенту информацию. А пациент, находясь в глубочайшем стрессе, плохо эту информацию воспринимает.
Вторая точка, когда приходят люди — это перед оперативными вмешательствами. Просят помочь с маршрутизацией, информацией о хирургии. Ищут в этот момент эмоциональную поддержку — потому что в онкологии большинство операций калечащие, и человеку нужно принять этот факт, справиться с последующей инвалидизацией.
Но, наверное, самый главный запрос — люди просто хотят видеть выживших. Когда человек обращается к равному консультанту, он понимает: это тот, кто прошел этот путь и живет сейчас обычную, нормальную жизнь. Родителям, которые ко мне приходят, важно знать, что есть детки с таким же диагнозом, и они ходят в школу, ездят отдыхать, плавают — Катя у меня даже в походы ходит, в горы, несмотря на эндопротез. И им важно знать, что есть мама, которая прошла этот путь вместе с ребенком и не сошла с ума: на работу вышла спустя три года, волонтерит, находит время на хобби, путешествует, с друзьями встречается. Людям важно увидеть эту нормальную жизнь после диагноза. Это дает силы и веру лечиться.
Сейчас Кате 16 лет, в декабре будет 17. Самое главное — она в ремиссии. Мы обследуемся каждые полгода, в августе были на очередном обследовании — все хорошо. Конечно, есть определенные сложности со здоровьем, но, учитывая, что основное заболевание отступило, все остальное — мелочи.
Катя отлично себя чувствует, насколько это возможно. Учится в 10 классе на физмате, и учится хорошо. Плавает в море, ходит в походы, гуляет с друзьями. Ей нельзя бегать, прыгать и носить тяжести, но в остальном она обычный подросток со своими увлечениями, мечтами, друзьями, шалостями.
Она была три года на домашнем обучении, не отстала от программы и вернулась год назад в школу. Во время лечения одноклассники ее поддерживали и очень тепло ее приняли после возвращения.
Когда Катя вернулась в школу, я тоже вышла на работу — правда, не вернулась в свой бизнес, я оставила ландшафтный дизайн. Сейчас я работаю в организации, которая занимается логистикой. Новороссийск — город портовый, и теперь я работаю в области морских контейнерных грузоперевозок. А еще занимаюсь йогой, провожу много времени с детьми. Старшая приезжает в гости, ездим куда-то, отдыхаем. Летом много купались на море и ходили в походы.
Моя самая заветная мечта — чтобы болезнь никогда не вернулась и эта ремиссия была бесконечной. Ну, а Катя мечтает поступить в вуз и уехать учиться в Москву. Жизнь продолжается. И она, как видите, может быть хорошей.
История героини показывает, как личный опыт, даже непростой, может стать точкой опоры — не только для себя, но и для других. Именно такие истории звучат на «Равном Фесте 2025» — фестивале сторителлинга, который стартовал 14 октября и продолжается сейчас. Он объединяет равных консультантов, сотрудников НКО и волонтеров. Вместо лекций — живой диалог, совместная практика и атмосфера доверия. Очная конференция проходит в Москве. Организаторы — Центр поддержки материнства «Душа мамы», Ассоциация «Е.В.А.» и фонд «Александра».