Тема пирсинга ушей затронула меня еще в возрасте трех лет. Родители отчего-то решили, что мне необходимо носить сережки, и повели меня в косметический салон. Я смутно помню момент прокола, но вот последующие дни прочно засели в моей памяти (и это при том, что большинство остальных событий того времени я помню едва ли).
Я помню, как я бегала по квартире, а мама и папа пытались меня поймать, чтобы снять временные гвоздики и надеть вместо них золотые сережки — довольно уродские, но сейчас не об этом. Я вопила от боли. Уши гноились, мне было больно дотрагиваться до головы, я не могла нормально спать, и уж конечно, я не хотела, чтобы кто-то выкручивал из моих мочек гвоздики, залепленные физиологическими жидкостями, словно клеем. Но они меня поймали. И сняли эти чертовы гвоздики. И надели эти висюльки с шариками. И велели терпеть, а утром облизывать пальцы и смазывать раны «голодной слюной» (вот же пытка!).
Ну, разумеется, в какой-то момент все более или менее зажило, я привыкла к сережкам, потом даже проколола уши еще раз. Потом проколола пупок, затем язык. И это тоже было очень больно. На мне все достаточно долго заживает и, несмотря на то, что у меня довольно высокий болевой порог, доставляет мне неприятные ощущения.
Зачем же тогда я, пережив такой травматичный опыт в детстве, решила снова пройти через ужас пирсинга? Ни за чем, мне просто так захотелось. И в отличие от первого раза, когда мои маленькие уши были буквально казнены проклятым косметологом с пистолетиком, все последующие были моим собственным сознательным выбором. С момента последнего прокола прошло уже почти 12 лет, я не ношу сережки в ушах и пупке. В какой-то момент эти украшения показались мне избыточными.
Но тема прокола ушей неожиданно вернулась в мою жизнь. И случилось это очень скоро после рождения моей дочери. Родственницы с обеих сторон уже чуть ли не через месяц после появления ребенка на свет начали вести ненавязчивые разговоры на тему того, что «скоро пойдем прокалывать малышке ушки». «Нет», — сказали мы с мужем, но их это не остановило. В течение всего первого года жизни нашей дочери они грозились подарить ей сережки — ну типа, после этого уже не отвертитесь. Дочери четыре. Разумеется, уши у нее не проколоты. А знаете, почему? Потому что мне кажется, что прокалывать уши малышам — это какое-то зверство.
Начнем с того, что это тупо больно. Это все просто разговорчики, мол, хорошие мастера прокалывают аккуратно, что правильно делать пирсинг иглой, а не пистолетом (это, конечно, да), что современные техники позволяют свести болевые ощущения к минимуму. К минимуму это не к нулю. Это все равно больно. Даже если на мгновение. Ну а если ребенку не повезет, и окажется, что его уши не в состоянии быстро восстановиться, то боль будет длиться довольно долго. Ради чего? Я не понимаю, зачем нужно сознательно идти на реальный риск инфицирования раны ради весьма зыбкой идеи красоты.
Да и откровенно говоря, мне и не кажется, что проколотые уши у маленького ребенка — это красиво. Скорее это немного страшно — есть в этом что-то первобытное и дикое. А смысла нет. Мы не живем племенами, у нас нет реальной необходимости подвергать младенцев обряду инициации путем прокола ушей, мы вполне в состоянии отказаться от навязываемых и устаревших стандартов красоты.
Плюс ко всему моя дочь слишком маленькая, чтобы самостоятельно принять такое решение — надо ей носить серьги или нет. Информированный выбор, все дела. Выбрать колготки она вполне может самостоятельно. Но проколоть ли ей уши — нет. Хотя бы потому, что она даже в теории не представляет последствий. А я не хочу решать за нее, потому что она хоть и маленький, но человек, с собственной волей и характером, которому, вполне возможно, пирсинг не подойдет.
А еще пирсинг — это навсегда. Да, сережки можно вынуть и больше не носить. Но от проколов остаются шрамы. А что еще хуже — от проколов могут оставаться довольно жуткие воспоминания.
Понравился материал?