Алина Фаркаш рассуждает о том, как рождение детей превращает наши спальни в древние пещеры.
Зайду с козырей: а вы занимались сексом во время грудного вскармливания? Не в том смысле «в те два года, когда я кормила ребенка грудью, я еще и сексом успевала заниматься». А в буквальном.
Думаю, что сейчас все читатели разделились на две четкие группы: 1) группа «какая гадость!» и 2) группа «а как еще, если он первые месяцы висел на груди не отрываясь?!»
Тут нет правильных или неправильных вариантов: должна же быть хоть одна область в жизни родителей, для которой нет идеалов, образцов и высоких стандартов!
Та, про которую еще не сложили мифов и легенд о дочерях лучшей подруги вашей мамы. Область, где можно просто делать только то, что хочется. И не делать того, что нет.
У многих от недосыпа, гормональных скачков и общей тревожности либидо уходит на длительные каникулы. У других от тех же самых гормональных скачков просыпаются самые горячие желания. У третьих все еще заковыристее: то либидо лежит бездыханное, то выскакивает из-за угла с экзотическим танцем и кувалдой наперевес.
Интересное по теме
Лактация – либидо 1:0. Колонка матери о сексуальном влечении после родов
Мне кажется, что многие из нас только во время родов и в первые месяцы после рождения младенца смогли познакомиться со своим животным, телесным началом, прикоснуться к нему и удивиться. У моего новорожденного сына была очень чувствительная кожа, от любого подгузника или влажной пеленки возникало ужасное раздражение. Я помню, как смотрела на эту несчастную красную микропопу и боролась с абсолютно животным желанием облизывать ее до тех пор, пока она не заживет полностью.
Я тогда была совсем юной матерью с массой всевозможных принципов, так что своего младенца в попу я даже не целовала — чтобы не нанести ему непоправимую психологическую травму. Тем более странным был тот порыв, появившийся из каких-то самых дальних глубин моей генетической памяти.
До родов я была гораздо более высокого мнения о нашем уровне цивилизованности.
Однако генетическая память творила странные вещи не только со мной, но и с моим мужем. Наша дочка плохо спала, плохо ела и жила только на руках и в движении… Ей было месяца два, когда я шла мимо зеркала и впервые после родов увидела свое отражение.
На мне была старая футболка мужа, которую я не снимала уже несколько дней. Вся в пятнах от молока, детской отрыжки и еды, которую я хватала руками на бегу. Кожа серая от недосыпа, на голове колтун, под глазами черные круги, руки дрожат, край губы и глаз дергаются в ритмичном тике… Просто мечта поэта.
Я ужаснулась, пришла к мужу и сказала, что впервые в жизни я полностью, абсолютно завишу от мужчины! Я всегда хорошо зарабатывала, я всегда легко могла уйти — просто в любой момент. А сейчас я не могу работать, я не выживу одна с таким сложным младенцем, и я даже не представляю, как мне жить с таким уровнем зависимости!
…Столько секса, как в тот период, у нас не было буквально никогда в жизни! Мой очень профеминистично настроенный муж до сих пор не сознается в том, что его животное начало так отреагировало на образ покоренной и принадлежащей ему женщины. Мужу хочется думать, что он на самом деле лучше, цивилизованней вот этого. Что его поступками управляет разум, логика и высокие моральные принципы, а не древние инстинкты.
Например, стала бы она кормить по часам? Стала бы туго пеленать? Стала бы пытаться влить в младенца воду из ближайшей лужи? Вот, из этой мысли — о естественном поведении как наиболее здоровом и подходящем ребенку — я и исходила. В эту теорию отлично укладывается и тот факт, что вряд ли древних младенцев уносили в соседнюю пещеру ради спокойного секса…
Наверняка, все происходило прямо рядом с малышами. Но выжили и оставили потомство только те из них, кто научился вовремя просыпаться и громко плакать, мешая родителям завести новых детей-конкурентов.
…Иначе как объяснить тот факт, что они всегда — всегда! — просыпаются в самый неподходящий момент?!