История мужчины, которому в семь лет удалили глаз

Роману Придворному 40 лет. Когда ему было семь, ему удалили глаз. Просто, конечно, не было, но эта особенность не помешала Роману получить профессию, жениться и стать успешным бизнесменом. Свою историю он рассказал НЭН.

Ретинобластома

Все началось с того, что Рома стал хуже видеть. «Я как сквозь грязное стекло смотрел, было очень много плавающих помутнений. Они мешали. Я не понимал, что это, пытался их смаргивать, взгляд отводить, но это не помогало», — рассказывает Роман.

Он пожаловался родителям, те стали водить его по больницам. «Больно не было, но было страшно, когда делали уколы и другие процедуры — например, когда глаза закапывали, чтобы расширить зрачки и посмотреть глазное дно через щелевую лампу, — вспоминает Придворный. — Что касается самой болячки — я был ребенком, не осознавал серьезности и не думал о последствиях».

Несколько недель Рома пролежал в больнице в Омске. Ему поставили предварительный диагноз — ретинобластома, злокачественная опухоль сетчатки глаза. Родители дважды возили его в Москву, в главную российскую «глазную» больницу — Национальный медицинский исследовательский центр глазных болезней имени Гельмгольца, для уточнения диагноза. И, конечно, надеялись, что глаз удастся сохранить.

Интересное по теме

«Я ощущала только, что должна что-то сделать, чтобы она не умерла»: монолог матери, у ребенка которой был рак мозга

«В Гельмгольца точный диагноз тоже поставить не могли, говорили, что нужно больше времени для обследований, — вспоминает мама Романа. — Но мы не могли столько времени оставаться в Москве. Вернулись в Омск, здесь завотделением посмотрела Ромин глаз и сказала, что идет ухудшение и нужно срочно оперировать, иначе заболевание может перекинуться на второй глазик».

Мальчика положили на операцию и удалили глазное яблоко. Сейчас, спустя много лет, ни Рома, ни мама точно не помнят, говорили ли ему перед операцией о том, что удалят глаз. «Предполагаю, что родители обошли эту тему и объясняли уже после операции, что глаз спасти не удалось», — говорит Придворный.

«Воспоминания тяжелые для меня. Мы объясняли сыну все время, что глазик болит, он плохой и мешает видеть второму глазику, вредит здоровью и надо сделать операцию, — вспоминает мама. — А потом у него большого дискомфорта не было, второй глаз видел нормально. Для меня это было очень тяжело, а сын все это нормально перенес, наше объяснение принял, быстро среабилитировался, протезик поставили и все».

Интересное по теме

Как ответить на вопрос «Мама, у меня рак?» и не разорваться на части

Самое сложное

Когда и как он осознал, что у него теперь только один глаз, Роман не помнит.

Примерно спустя неделю после операции Роме поставили первый протез (по форме напоминает ракушку, вставляется за веки. — НЭН) в единственной на весь город лаборатории. «Мне было страшно, я очень сильно кричал. Вообще это небольно, если ты не противишься, не жмешься. И врач мне это объясняла. Но я боялся и пытался сжать веки, чтобы мне туда ничего не поставили. Стресс конкретный». По словам Придворного, который теперь сам возглавляет лабораторию по протезированию, некоторые дети спокойно позволяют поставить или сменить протез, а других приходится долго убеждать или даже держать, чтобы произвести манипуляцию.

Периодические поездки для замены протеза вошли в рутину маленького Ромы (детям протезы меняют по мере роста и не реже, чем раз в год). «Родители следили за этим. Когда я стал постарше, сам ездил в лабораторию, проводил там несколько часов, за это время мне изготавливали новый протез и ставили его в полость», — рассказывает он.

Самым сложным для мальчика было посмотреть на себя в зеркало без протеза. И ему удалось избегать этого целых восемь лет — гигиенические процедуры Роме делали родители или в лаборатории.

«Как-то лет в 14-15 я чесал глаз, и протез перевернулся или выпал, — вспоминает он. — Я был дома один, так что мне пришлось заниматься этим самому. Было тяжело преодолеть психологический барьер. Я боялся, что увижу в полости что-то страшное, кровь. Хотя там просто розовая слизистая. Первый раз — самый сложный, а потом уже приноравливаешься. Со временем я этот страх переборол». Сейчас это для него обычная бытовая процедура, которая делается на автомате, вроде чистки зубов. Но и на своих пациентах Роман видит, как страшно посмотреть на себя без протеза в первый раз — у людей трясутся руки, им становится дурно.

В школе Рому в связи с его особенностью не задирали — никто не знал, что у мальчика глазной протез. «Когда изредка спрашивали: „А что у тебя глаз такой?“ — я отвечал: „Такой родился“. Родители говорили, что чужим людям лучше о протезе не знать. И я их слушался», — делится он.

Как-то в шестом классе у него протез треснул прямо на тренировке по плаванию. Ничего никому не сказав, мальчик ушел из бассейна и поехал домой. «Я просто вышел, закрыл это место платком и поехал домой на трамвае, — вспоминает он. — Мать вытащила у меня осколки, остатки протеза, промыла это все. Хотя по-хорошему мне нужно было сразу обратиться в глазную неотложку».

О протезе много лет не знало и большинство знакомых Придворного: «Все мое окружение узнало, что я ношу протез, когда я занялся этим направлением. Я уже сам перестал скрывать, что ношу глазной протез. Мой родной брат, на восемь лет младше меня, узнал об этом года три назад».

Учеба, работа, семья

После школы Рома поступил на юрфак Омского государственного университета им. Достоевского, учился хорошо. Еще во время учебы начал работать по специальности. В 27 лет встретил будущую жену. Через несколько месяцев после начала отношений она спросила, что у него с глазом — и он рассказал все как есть. По словам Придворного, на отношения это никак не повлияло.

Так бы Роман и занимался юриспруденцией, если бы в 2011 году не уволилась мастер по протезированию, работавшая в городской лаборатории, и не закрылась сама лаборатория (сейчас на всю страну их всего 11). Когда Придворный приехал к мастеру домой, чтобы она ему отполировала уже изрядно износившийся протез, у него появилась идея создать свою лабораторию.

Арендовали помещение, закупили оборудование, занялись сертификацией изделия. Работать начали уже в ноябре 2012 года. Юриспруденцию Придворный сначала не бросал — лаборатория стала приносить стабильный доход только через четыре года. Теперь «ЦентрГлазОмск» работает не только в Омске — сотрудники ездят по регионам и даже соседним странам.

Сыну Романа семь лет. Про то, что у папы вместо одного глаза протез, он узнал недавно: «Он знает, чем я занимаюсь, иногда приходит ко мне в лабораторию. Я ему сказал: „Так получилось, что я тоже протез ношу“. — „Да нет, ты меня обманываешь“. — „Нет, так и есть“. Рассказал ему, что мне мои сотрудники недавно с внутренней стороны протеза нарисовали машинку, фото показал. Сын задумался, по нему видно было, что он переживает за меня, но ничего не сказал, в себе это все сохранил».

Дети адаптируются к потере глаза лучше остальных, утверждает Придворный. В лаборатории Романа детей даже заинтересовывают — могут сделать рисунок на внутренней стороне протеза.

«Когда протез ставится в полость, этот рисунок не видно, но ребенок знает, что он у него есть, — рассказывает Роман. — Ребенку интересно, что там у него есть звездочка. А некоторые дети просят, чтобы мы сделали звездочку и на видимой части протеза».

А вот родители впадают в ступор, когда ребенку рекомендуют операцию по удалению глаза. Они переживают, сможет ли он нормально жить. Придворный уверен, что она из причин — недостаток информации.

Как-то к нему в лабораторию пришел мужчина, который еще не забрал жену с сыном из роддома, но уже знал, что мальчику удалят глаз. Его интересовало, как «все это будет выглядеть».

«Я говорю: „Посмотрите на меня, у меня глазной протез, я живу, у меня все хорошо, работаю, занимаюсь спортом“. Он увидел у меня кольцо, спросил, неужели у меня есть жена. Я ответил, что есть жена и сын, — рассказывает Роман. — Родителям поначалу кажется, что из-за протеза ребенок не сможет вести полноценную жизнь, но это не так. Мы родителей настраиваем, чтобы они не циклили внимание детей на протезе, не говорили, что они не такие, как другие дети. Может быть, они особенные, но они не плохие и не ущербные».