«Побрился, надел любимую одежду, написал записку». Как мама переживает суицид сына

Недавно нам написала Олеся: полтора года назад ее 15-летний сын Влад покончил с собой, и мама захотела рассказать об этом. «Я могу поделиться своими мыслями, понимая, что я не одна такая и очень многие родители, столкнувшиеся с подобным, живут в аду вины», — написала она. Мы записали рассказ Олеси.

TW: в тексте описывается суицид подростка и переживания его родителей. Прежде чем читать, оцените свои силы.

«Муж не верил, а я сразу поняла, что это правда»

Вечером того дня, когда мы с мужем улетали в отпуск, сын как-то по-особенному сказал мне перед сном: «Спокойной ночи». Прежде чем выйти из квартиры и сесть в такси, которое должно было отвезти нас в аэропорт, я зашла в комнату сына, проверила, укрыт ли он, и, как всегда перед разлукой, поцеловала его, спящего, в лоб. В следующий раз я увижу его уже мертвого, лежащего на холодном уральском снегу у нашего дома глубокой ночью.

Когда мы спустя десять дней приземлились, вернувшись из отпуска, мужу позвонили с неизвестного номера — нас искала полиция. Той ночью сын вышел в окно. 18-й этаж, шансов на выживание нет. Домой ехали в разных состояниях: муж не верил, надеялся, что ошибка. А я почему-то сразу поняла, что это правда.

Потом было несколько очень страшных дней. Ночей, кажется, не было: спали очень плохо. Самый грустный шоппинг в мире — покупка вещей сыну «в гроб». Ну и сами похороны в холодном феврале. До сих пор боюсь ветреных зимних ночей — флешбэки.

«Глубокое отчаяние сменяется чувством вины и обиды»

Прошло полтора года. Мы постепенно осмысляем и принимаем этот опыт. Глубокое отчаяние сменяется чувством вины и даже обидой на сына за его поступок. За то, что не делился своими мыслями об этом. За то, что все можно было решить и со всем справиться, если б он попробовал довериться нам — своим маме и папе.

Но ему было 15, и этими мыслями он делился с друзьями. Почему они не сказали мне? Считали, что он не всерьез. Внешне все было благополучно: нормальная семья, я из тех мам, которые предпочитали не давить родительским авторитетом. Не хочешь ходить в этот кружок/спортивную секцию? Давай не будем, поищем что-то еще. Не хочешь в десятый класс? Ок, сходим на тестирование и выберем подходящий курс в колледже. Обсуждали, планировали.

Реже стали проводить время вместе, но, посоветовавшись с друзьями, решили отстать от сына: подростку хочется быть со своими, это и я помню из собственного детства. В отпуск с нами он не летал уже пару лет: всегда предлагали — не хотел.

На время нашего отсутствия к нему приезжали бабушки, ночевали, контролировали походы в школу, следили за питанием. В ту ночь бабушка уехала вечером, потому что примерно в три утра мы приземлялись и должны были принять эстафету.

Как я потом поняла из переписок сына с друзьями и знакомыми, он боялся сдавать ОГЭ. Как раз на той неделе должны были пройти очередные пробные сдачи.

Сын писал подруге, что репетировал суицид

Когда Влад был жив, мы не посягали на его личное пространство, переписок не читали, считали это зашкваром. Но он оставил комп незапароленным, поэтому после случившегося мы узнали, как он строил планы.

Попытки начал еще осенью: репетировал, сообщал об этом друзьям. Подруге писал, что вставал на подоконник. Я вспомнила, что однажды муж заметил на подоконнике следы земли — тогда решил, что они из горшка с цветком.

А вообще мысль о суициде пришла сыну в голову в пятом классе (так он написал в прощальной записке). В те годы гремел «Синий кит», но казалось: где пятиклассник — а где вот это все. И я бы не связывала эти факты, но то, как он подготовился — побрился, надел любимую одежду, написал записку, выпил коньяк из бара (никогда не пил, всегда спокойно оставляли спиртное), попрощался в чатах с друзьями, взял с собой паспорт, — все это навевает мысли о том, что где-то он видел инструкцию к этому процессу. Но никаких следов того, что сын состоял в каких-то группах или общался с наставником по этому вопросу, мы не нашли.

Почитав переписки, мы с мужем решили, что, скорее всего, сын был в депрессии. Но в его общении с нами, друзьями и бабушками мы таких настроений не наблюдали. Да, неуверенный в себе и своих силах подросток, но кто из нас очень уверен в себе в этом возрасте? Это уже потом я узнала, что бывает «улыбающаяся депрессия», что семей, внешне благополучных, но потерявших детей в результате суицида, очень и очень много, и сейчас я стабильно вижу новости о таких случаях перед экзаменами в школе.

Интересное по теме

«Патологический интерес к смерти других». Создателя группы «Синий кит» приговорили к девяти годам колонии

«Если бы я ждала помощи так долго, я бы вышла в окно следом за сыном»

Еще до похорон мы поехали к знакомому психологу. И это был хоть какой-то просвет в страшной темноте. Выговорились. Составили план действий на похороны и после них. Поймали хоть какую-то опору.

Прошли вместе с мужем похороны, сблизившись так, как, казалось, не сближались раньше. А вместе мы почти 20 лет. Я взяла еще один отпуск и лежала дома, глядя в потолок. Хотелось уволиться и лежать так всегда, временами рыдая.

Потом был психиатр — я показалась ему, чтобы он оценил мое состояние, мало ли, вдруг я не замечаю, что поехала кукушкой. Но она отметила, что я отлично держусь и не нуждаюсь в препаратах-смягчителях. Так наживую я и продолжала проживать горе (и продолжаю, алкоголь я исключила из своей жизни той же ночью, понимая, что это опасно и тупиково).

Дальше были астролог, хьюман-дизайнер, регрессолог, специалист по психосоматике, шаман и опять психологи. Мы завели собаку, хотя вообще не собачники. В каждом опыте я находила что-то, что примиряло меня со случившимся. Все было не зря: лучше пробовать разное, чем медленно сходить с ума от своих мыслей.

Было и расследование полиции с допросами. А после них, спустя пару месяцев, правоохранительные органы предложили нам помощь социального психолога. Если бы я ждала помощи так долго, я бы просто вышла в окно следом за сыном.

Что меня поразило, так это огромный теплый отклик от друзей и знакомых. Было очень много поддержки — от ежедневных переписок до постоянного присутствия рядом: подруга приходила каждый день, не спрашивая, можно ли, и сидела со мной, слушая меня или рассказывая что-то отвлеченное. Давние друзья приезжали и забирали нас на прогулки в парк вечерами, отвлекая нейтральной болтовней. В мою жизнь вернулась Дружба — такая, как была только в детстве, но потерялась за карьерой и многим другим. С осуждением и стигматизацией мы с мужем не сталкивались. Напротив, было очень много поддержки и искреннего сочувствия.

Мой психолог дала мне контакт своей подруги, которая потеряла дочь от лейкоза в младенческом возрасте. Я пообщалась с ней, и оказалось, что мы испытываем примерно одно и то же. Для меня стало открытием, что чувство вины накрывает не только родителей, чьи дети покончили с собой, но и тех, кто потерял ребенка в результате болезни или несчастного случая, где, казалось бы, очень сложно что-то проконтролировать. Сейчас я знаю, что вина и обида — это протокол психики, которая пытается создать видимость контроля и найти логику в происходящем.

Интересное по теме

Суицид, одиночество, смерть: 5 мультфильмов на недетские темы

«В душе таких родителей навсегда поселился ад»

Сыну теперь навсегда 15. И боль от его потери тоже навсегда. Поначалу очень трудно было даже смотреть на подростков. Мои переписки с сыном я так до сих пор и не перечитываю — больно.

Но мы с мужем как-то собрались и родили дочку, несмотря на то, что нам уже больше сорока и мне раньше казалось, что детей я больше не хочу. Она, конечно, не замена сыну, но в жизнь вроде как вернулись смысл и даже радость. Сейчас дочери четыре месяца.

Если до смерти Влада меня могли вывести из равновесия или расстроить неприятность на работе и другие внешние моменты, сейчас я понимаю, как была счастлива тогда, не испытывая этой боли. Теперь приучаю себя к мысли, что каждый день нужно ценить и радоваться, фокусируясь на хорошем, ведь все это очень хрупко.

К сожалению, я не нашла родительских сообществ, по крайней мере в русскоязычном сегменте интернета, где общались бы и поддерживали друг друга родители, чьи дети совершили суицид. А ведь это глобальная проблема. Заходя в комментарии к таким новостям, вижу очень много хейта в сторону родителей. Это очень расстраивает: в душе таких родителей, как мы, навсегда поселился ад. Обвиняющие комментарии точно ничего не исправят. Я рассказываю про свои чувства, чтобы люди лучше поняли, что переживают родители, чьи дети покончили с собой.

Интересное по теме

Японские дети не хотят жить

Я все еще иду по пути восстановления, и мне сложно советовать что-то родителям, столкнувшимся с таким же горем. Но упомяну несколько важных моментов:

— в первые недели уделяйте внимание своему телу, заботьтесь о себе. Важно, чтобы было что поесть, чистота, тепло. Желательно, чтобы за этим следили и с этим помогали близкие;

— не закрывайтесь. Пройдя острую стадию горя, принимайте любую помощь;

— ищите то, что может хоть ненадолго отвлечь, стать новой целью. Пытаться найти причины, копаться в ситуации — важная стадия проживания горя, но постарайтесь не застрять на ней;

— если хочется говорить об этом — найдите в своем окружении человека, который будет готов выслушивать одно и то же хоть по десять раз. Или обратитесь к специалисту. Если не хочется обсуждать — поставьте границы с близкими, чтобы их вопросы не обостряли вашу боль.

— примите, что болеть не перестанет никогда, но через год-два появятся новые смыслы, со временем боль трансформируется в благодарность и светлые воспоминания. Разрешите это самой себе.