«Поплакать можно вечером, когда никто не видит, но днем нужно держать себя в руках»: монологи отцов, заботящихся о детях с тяжелыми диагнозами

Сколько пар распадаются после того, как их ребенку ставят тяжелый диагноз, точно неизвестно. Но известно, что чаще всего из семей, в которых есть дети со сложными или неизлечимыми заболеваниями, уходят отцы.

Фото Юлии Ласкорунской

Чтобы профилактировать такие расставания, необходимо не только просвещение, поддержка и забота о ментальном здоровье, но и репрезентация.

В День отца (в России он официально отмечается в третье воскресенье октября), мы вместе фондом «Подари жизнь», который помогает детям с онкологическими заболеваниями, решили рассказать истории отцов, наравне с матерями заботящихся о больных детях.

Олег, 43 года

Мы живем в Подмосковье, в поселке Икша. До того как заболел сын, я работал с сфере туризма, был ведущим специалистом отдела регионального развития. У нас многодетная семья, трое сыновей. Никита — средний. Когда он заболел, самому младшему Мише был год, и жена занималась его воспитанием. Так что большую часть времени в больнице с Никитой был я. И по врачам его тоже возил я, пока ему не поставили диагноз — иммунодефицит.


Самое сложное для нас был даже не диагноз. Когда мы его узнали, то выдохнули с облегчением. Страшнее была неопределенность, когда ни врачи, ни мы не могли понять, что происходит с ребенком.


Ну, болел Никита чуть больше и дольше, чем другие дети. Мы на это особо внимания не обращали. Но когда он подхватил инфекционный мононуклеоз и его организм никак не мог побороть эту болезнь, вот тогда мы испугались по-настоящему. Врачи подозревали в том числе онкологию. И когда я возил Никиту на обследования в онкодиспансер в Балашихе, в Морозвскую больницу, вот тогда мне было действительно страшно. Диагноз поставили в Центре имени Димы Рогачева. Врачи сказали, что у Никиты генетическая поломка в ДНК.

Второй раз было страшно, когда Никите делали трансплантацию костного мозга. Донором стал Миша, который подошел старшему брату по всем показателям. В день пересадки он прибежал в кабинет, держа в руках кислородную маску, которую ему дали врачи, чтобы он к ней привык, сел на диван, и на вопрос, что он тут делает, ответил, покачивая ножками: «Пришел братика спасать».

Разные моменты бывали в период, когда Никита лежал в больнице. Случалось, что эмоции зашкаливали, но я ни разу не заплакал. Возможно, дело в том, что я вырос на Кавказе и поэтому плакать не привык, просто не умею этого делать.

В этот период я был Никите и папой, и мамой, и лучшим другом. В больнице действительно не так много отцов лежат вместе со своими детьми. Но, тем не менее, они там есть. Как правило, если отец в больнице, значит, мама осталась дома с младшим ребенком. Но все мы — и мамы, и папы — старались поддерживать друг друга. Ведь у нас общая беда — болезнь наших детей.


Я слышал истории, когда отцы бросали семью, узнав о диагнозе ребенка. И видел слезы матерей. Для меня это дико.


Тем более, когда есть большая поддержка от врачей, медицинского персонала, координаторов и волонтеров фонда «Подари жизнь». Мои дети до сих пор уверены, что волонтеры — это феи. Особенно они помогли в тот момент, когда Никита лежал в стерильном боксе, его готовили к пересадке костного мозга. Он не мог выйти оттуда. И к нему кроме врачей никто не мог войти. Вот тогда пришли волонтеры, которые через стекло показывали какие-то сценки, развлекали его.

Александр, 34 года

Мы живем в Мытищах. Я занимаюсь закупками в сфере металлоторговли в одной из российских компаний. У меня две дочки. Старшая, Маша, от первого брака, ее мама умерла почти сразу после родов. И мы остались с дочкой на какое-то время вдвоем. Потом я женился второй раз. Когда младшей, Насте, исполнился год, я узнал о диагнозе Маши — острый лимфобластный лейкоз.

Маша много болела. Как-то мы вызвали врача на дом, он осмотрел дочку и велел быстро собираться и ехать в больницу. Я повез Машу в Москву, в Тушинскую больницу. Там у нее взяли кровь. И после этого врачи забрали у меня ребенка в реанимацию, а меня отправили домой, сказав, что у дочки скорее всего онкология. Для меня эта новость стала шоком. Я вернулся домой, рассказал об этом жене, мы обнялись и заплакали.


Первая мысль, которая возникла, что если это рак, то все очень плохо. Я смотрел на пустую Машину кроватку, и меня накрывал ужас от мысли о том, что я могу потерять дочку.


Через пару дней Машу должны были перевезти из Морозовской больницы в онкодиспансер в Балашихе. Я взял себя в руки и пытался держаться молодцом, не понимая, куда еду. Уже в Балашихе мой энтузиазм сдулся. Я увидел детей, их родителей в онкологическом отделении, и подумал: почему эти люди так спокойны? Вот это сила духа! Они меня тогда сильно впечатлили. Потом я сообразил, что поплакать можно вечером, когда никто не видит, но днем нужно держать себя в руках.

Ситуация в тот момент была довольно напряженной. В марте я решил поменять место работы и уволился — все-таки десять лет на одном месте. И начал поиски другой работы. А в апреле нам объявили Машин диагноз. В общем, я оказался без работы, жена в декретном отпуске по уходу за младшей дочкой… Мы с женой решили, что в больнице с Машей буду я. В результате мы провели в Балашихе, а потом в Москве, в Центре имени Димы Рогачева два с половиной месяца.

Интересное по теме

Посещать в реанимации и требовать обезболивающее: какие права есть у родителей, чей ребенок заболел

В больнице мы с Машкой закрылись в своем мирке. Я редко выходил на связь с внешним миром. Попросил друзей и коллег меня не беспокоить. Обменивался новостями с ними через жену. Но в какой-то момент я решил попросить помощи и позвонил в компанию, из которой уволился. И тут же получил огромную поддержку людей, которые писали мне трогающие до слез сообщения и присылали деньги. И я понял, что у меня есть целая армия людей, которые меня поддерживают. Но главный источник сил был в вере и Боге. Рядом с нами были люди, которые не давали пасть духом, мы это чувствовали. Это фантастическое ощущение, которое вдохновляет и дает душевные силы, чтобы бороться.


Еще важно не забывать о себе, это я понял на собственном опыте. Нужно жалеть себя, давать себе возможность отдыхать. Вечерами, когда Машка и другие дети в отделении уже спали, мы с их родителями собирались на кухне, чтобы выпить чаю и поговорить. Эти разговоры я тоже не забуду.


Я слышал истории, когда папы уходили из семьи после того, как ребенку ставили тяжелый диагноз. Я не берусь никого судить. Но если тебе выпадает в жизни пройти испытание, ты его все равно пройдешь, бегай-не бегай от него. Но меня очень вдохновляли мамы, которые в одиночку боролись за жизнь своих детей. На некоторых из них я подписан в соцсетях. Но я видел отцов, которые чуть свет дежурили под окнами больницы, чтобы передать вещи и продукты и хоть одним глазком увидеть близких. Есть классные папы, которые лежат в больнице вместе со своими детьми, таких я тоже видел.

Я благодарен координаторам фонда «Подари жизнь» в Балашихе. Когда мы с Машей только-только приехали в больницу, нас встретила девочка с огромными накладными ушами, с шариками и другими подарками в руках. Это была Юля, координатор фонда. Я тогда подумал, что именно так надо встречать детей, которые приходят в больницу. Нас навещали замечательные волонтеры, которые развлекали детей играми и занимались с ними творчеством.

Машина болезнь, безусловно, изменила нашу семью — в лучшую сторону. Мы с женой стали ближе друг к другу. Я начал по-другому смотреть на людей и понимать, что такое настоящий человек.

Евгений, 38 лет

Я работаю начальником хозяйственного отдела в большом холдинге, а жена находится в декретном отпуске по уходу за ребенком. Мы живем в Мытищах.

Так получилось, что в прошлом августе нам озвучили диагноз Дани — острый лимфобластный лейкоз. А через месяц выяснилось, что жена беременна.

Она даже не успела выйти из декрета по уходу за Даней. К тому моменту мы планировали отдать сына в детский сад, ему как раз исполнилось три года. Но тут вся жизнь перевернулась и планы пришлось кардинально пересмотреть.

В какой-то момент Даня заболел и это выглядело как обычная простуда. Мы пошли в частную клинику, педиатр не увидел ничего серьезного и сына лечили по стандартной схеме, но безрезультатно. А вот наш участковый врач по результатам анализа крови отправил нас в Балашиху, в онкодиспансер, где Даню тут же госпитализировали.


После объявления диагноза мы с женой заплакали. Вообще, первые три дня были для меня очень эмоциональными, я дал волю чувствам и разрешил себе плакать. В какой-то момент приходит понимание, что лечение ребенка — это наша с женой ответственность. И без нашего активного участия никто не вылечит нашего ребенка. Это как-то поддерживало нас, позволяло не сдаваться, не опускать руки, а продолжать биться с болезнью сына.


Наш лечащий врач рассказала нам о болезни сына все, о лечении и о том, что ожидает нашу семью. Нас, конечно, приободрило, что процент излечения достаточно высокий. И мы поверили в то, что нам удастся справиться с болезнью.

Из общего периода лечения, которое длилось два года, первые 35 дней нужно было находиться в стационаре. В этот самый тяжелый период именно жена была в больнице вместе с Даней. А дальше нужно было на протяжении года и восьми месяцев раз в четыре недели приезжать в Балашиху на процедуры. Эту часть лечения я взял на себя.

Даня довольно быстро адаптировался к больнице. Когда нас перевели на амбулаторное лечение, для сына эти поездки в диспансер проходили незаметно. В какой-то момент он даже начал рваться в больницу, так ему там нравилось. Спрашивал нас, мол, когда же, когда можно будет поехать в Балашиху, ведь там игровая комната и волонтеры, с которыми можно поиграть или сделать что-нибудь своими руками.

Я продолжал работать, ведь семью нужно было кормить. Работа позволяла мне хотя бы на время отвлечься от тревожных мыслей. После работы я ехал домой, чтобы помочь жене, подменить ее. У меня не было времени ни на встречи с друзьями, ни на мои хобби. Мы решили, что сначала вылечим Даню, а другие дела оставив на потом. Вот только сейчас можно сказать, что мы постепенно возвращаемся к нормальной жизни.


Меня расстраивает, что некоторые отцы уходят из семьи, узнав про диагноз ребенка. Тут не важно, какие отношения были с женой, ведь речь идет о жизни твоего сына или дочки. Я считаю, что ответственность, которая лежит на отце, не меньше, чем на маме.


Да, конечно, в больнице пап крайне мало по сравнению с мамами. Но они есть. Я увидел ответственных пап, которые достойно справлялись с этой задачей — быть рядом с ребенком в больнице и делать все, чтобы победить болезнь.

Но даже если все члены семьи заодно с врачами, в каких-то моментах без поддержки благотворительных фондов не обойтись. Дане нужен был курс «Онкаспара», которого в тот момент было не найти. И фонд «Подари жизнь» обеспечил нас этим препаратом. Кроме того, волонтеры фонда помогали Дане и другим пациентам отвлечься от болезни. Они играли с детьми, устраивали для них мастер-классы.

Наталья Клипинина, психолог фонда «Подари жизнь»:

Когда ребенок заболевает, под ударом оказывается вся семья — и мамы, и папы. Они чувствуют себя психологически плохо, стараются активно понять, с чем связано заболевание. В такие моменты родители считают себя виноватыми и начинают обвинять друг друга в болезни ребенка. Это естественный процесс, ведь речь идет о чем-то непонятном, что считается ненормальным и не ожидаемым в обществе, которое не очень стремиться поддерживать семью. Напротив, оно скорее устранится от проблемы.

В результате семья сталкивается с мифами, стереотипами и стигматизацией со стороны общества, что с новой силой провоцирует у родителей чувство вины, которое итак между ними уже циркулирует.

Как я уже сказала, психологическая нагрузка увеличивается на каждого члена семьи. Поэтому не очень правильно недооценивать роль папы и сиблингов, родных братьев и сестер заболевшего ребенка. Стоит ценить не только тех, кто сопровождает ребенка в больницу, но и тех, кто остается дома. Ведь разделенным семьям сложнее быть постоянно на связи, а значит, поддерживать друг друга

Ситуация осложняется, если до болезни ребенка между родителями были недомолвки и конфликты. Они неизбежно усиливаются в этот период. Все это препятствует общению с семьей и приводят к тому, что ниточки отношений рвутся.

Чтобы избежать такой ситуации, нужно помогать справиться с тяжелыми эмоциями и поддерживать тех членов семьи, которые остались дома. В зарубежных клиниках, например, в Сент-Джуде, есть комната, куда может прийти мама с ребенком и позвонить домой по видеосвязи. Там есть большой экран, выводится изображение близких и можно спокойно поговорить с ними. Это помогает той части семьи, которая осталась дома, лучше понимать, что происходит в больнице. У благотворительных фондов есть программы, которые направлены на поддержку тех, кто остался дома. Сохранение коммуникации между разделенными членами семьи позволит сохранить им отношения и избежать трещины.

Фотографии: Юлия Ласкорунская

Лайфхаки Как не стать героем мамских чатов: курс молодого отца
Если вы думаете, что ваш мужской вклад в родительство закончился на роддоме — спойлер: всё только начинается. Этот курс для тех, кто хочет остаться жив, любим и...
Ликбез «Великое возвращение»: все про месячные после родов
Когда они начнутся? От чего это зависит? Будут ли они такими же, как до беременности, станут сильнее или слабее? Можно ли забеременеть, пока их еще нет? (спойле...