«Когда дочь прибежала домой, она сразу закрылась в ванной и начала мыться»: история читательницы, чья дочь пострадала от педофила

Это произошло в 90-е в Гродно (город в западной части Беларуси, — прим. НЭН). Мне было лет 27, я одна воспитывала семилетнюю дочку. Мне приходилось крутиться на трех работах в разных концах города.

Как-то днем мне нужно было завезти дочку домой к моим родителям и поехать по своим делам. Я припарковала машину во дворе и высадила дочь. Чтобы оказаться в квартире, ей нужно было пройти через двор, войти в подъезд и подняться на лифте. Это была середина дня, мы жили в самом центре города. Я разрешила дочери самостоятельно дойти до дома, а сама поехала на работу.

Когда дочка шла по двору, на нее напал мужчина. Он затащил ее в наш подъезд, пригрозил ножом и сказал спуститься с ним в подвал. Там он изнасиловал ее и отпустил.

Родители рассказывали мне, что, когда дочь прибежала домой, она сразу закрылась в ванной и начала мыться. Мою маму насторожило необычное поведение внучки, она догадалась, что что-то случилось. Когда я вернулась вечером домой, мама рассказала мне об этом и я спросила дочь, что произошло. Она рассказала мне обо всем.

Я сильно испугалась, узнав, что произошло с моей дочерью, и решила сразу обратиться в милицию. Как только дочь описала насильника, следователь сразу узнал в нем педофила, который уже сидел за насилие над детьми. В милиции нам сказали, что этот человек болен и совершает насилие сразу, как только его срок заканчивается.

Помню, как в разговоре со следователем моя дочь спросила, что, может, она повела себя с насильником неправильно и ей нужно было сопротивляться. Но следователь ответил, что она все сделала правильно, потому что в противном случае этот человек мог ее зарезать.

Тогда я работала в школе, в которой училась моя дочь. Следователи начали приезжать на служебной машине с мигалками к нам в школу, чтобы проводить какие-то допросы. В школе коллеги по работе знали, что произошло, но никто об этом не говорил. Я испытывала из-за этого дикий стыд. Хоть я и понимала, что насильник был больным человеком и нужно сделать все, чтобы его посадили.

Интересное по теме

Вы не одни: 19 организаций, которые помогают детям и взрослым, пережившим насилие

Милиционеры говорили, что они ничего не могут сделать с этим человеком, что он их «достал» — как только он выходит из тюрьмы, через несколько месяцев появляется новое дело об изнасиловании им [ребенка]. Они даже намекнули на то, что если у меня есть муж или друг, то лучше бы он побил этого педофила или даже прибил.

В результате этого человека посадили.

Я испытывала чувство вины за то, что отпустила дочку [одну в тот день]. Чего мне стоило довести ее прям до подъезда? Я думала, что ничего не случится днем. Я успокаивала себя тем, что это дело случая, но чувство вины все равно есть.

После этой истории я решила уехать с дочерью из Гродно и расстаться с мужчиной, с которым у меня тогда были отношения. Выяснилось, что он закодированный алкоголик, который [как раз в это время] снова начал пить. Поворотной в наших отношениях стала как раз история с насильником. Помню такую сцену: я была в милиции по дочкиному вопросу, когда мне позвонила его мама и сказала, что он ушел пьяный и оставил открытой квартиру. Она попросила меня, если я нахожусь где-то поблизости, прийти и закрыть дверь. Милиционер услышал наш разговор и сказал мне идти домой, чтобы из-за открытой квартиры потом не пришлось снова обращаться в милицию. Тогда я подумала, что у меня такая сложная ситуация с ребенком, а я еще пасу мужчину. И тогда я решила, что нужно уехать подальше от всего этого. Я очень сильно любила этого человека, но если бы осталась тогда, то, наверное, мы вместе спились бы.

В общем, после всей этой истории мы с дочерью уехали во Францию. У меня было ощущение, что я удираю из этого города.

Моя дочь так и не смогла полюбить Францию. Когда она была подростком, она сказала, что хочет вернуться в Гродно и жить с бабушкой и дедушкой. Я отпустила ее. Когда она уже заканчивала школу, к ней пришел следователь. Он рассказал, что изнасиловавший ее педофил отсидел срок, вышел на свободу и снова совершил преступление. Следователь хотел приобщить дело моей дочери к новому делу.

Думаю, что после этой истории я сейчас больше опекаю свою младшую дочь (у моих детей разница в 17 лет). Моя младшая дочь ходит в лицей в Страсбурге, откуда я ее каждый раз забираю на машине, потому что автобус из школы идет поздно. Я теперь рассуждаю так: если могу забрать, то лучше заберу. Возможно, это последствия того случая.

После случившегося моя дочь недолго ходила к психологу, но для нее все это более или менее быстро стало прошлым. Сейчас ей 33 года, у нее своя семья, работа.

Мы с дочерью до сих пор с этим живем с этим, она помнит о насилии, и я помню тоже.