Сексуализированное насилие все еще кажется людям обычной темой для шуток. Но нет, это не нормально!

Она не стала проводить собеседование на должность редактора с кандидатом, в соцсетях которого обнаружились шутки про изнасилования. Под постом Таисии, состоящим всего из одного предложения, развернулась оживленная дискуссия: сейчас там 221 комментарий.

Знаете, сегодня там гораздо больше адекватных ответов, чем было 27 июня: люди, поддерживающие журнал, пришли на помощь главреду любимого издания. Поначалу же в комментах полыхал адок.

Часть пользователей возмущалась тем, «какие тупые бабы сидят в HR» и требовали уволить специалистку (Таисия Бекбулатова* в «Холоде*» — начальница и основательница издания, напоминаю). Другие требовали показать шутки, за которые человеку не дали работу. Третьи спорили, допустимо ли просматривать соцсети кандидата при приеме на работу. Четвертые говорили, что человека зря не взяли на работу: может, он шутник плохой, а работник — хороший.

Пятые вообще доросли до обобщений в духе: женщинам на руководящих должностях делать нечего, потому что они слишком эмоциональны и ранимы.

Но больше всего было комментаторов, которые твердили: между шуткой и действием есть разница, нельзя лишать человека работы только из-за его чувства юмора. Они спрашивали: а как же черный юмор? Почему нельзя шутить про изнасилование, если есть шутки про смерть, религию и самоубийства? А если каждый начнет отказывать кандидатам только на основе своих представлений о прекрасном? Это же культура отмены!

Кстати, большинство таких комментариев составлены крайне некорректно, выглядят оскорбительно и сполна дают представление о том, каким примерно был человек, которого не взяла на работу Таисия*.

Галя, у нас отмена!

Культура отмены — это когда известного, уважаемого, считающегося лидером мнений человека, за какие-то его неблаговидные слова или действия подвергают остракизму. Ему и окружающим показывают: он больше никто, звать его никак, и для мира он умер. Это может быть очень болезненным для самого «отменяемого» и для тех, кто ему симпатизировал. Иногда реакция публики бывает чересчур бурной, и человек, который совершил в общем-то мелкий проступок, лишается денег, связей и карьеры почти на ровном месте. Иногда «отмена» бывает и вовсе несправедливой.

Но для того, чтобы человека «отменили», он должен быть известен. Александру из Саратова можно устроить бойкот в интернете, но это не будет «отменой» в полном смысле этого слова, если Александр не знаменит. Вот такие пироги. Вряд ли в журнал Таисии Бекбулатовой* пробовал устроиться Владимир Познер, и на его страничке в соцсетях нашелся вот такой неприятный сюрприз. Так что отменили только собеседование, а вовсе не человека, постившего всякое несмешное.

Даже шутки не отменили! Через пару дней Таисия написала: «Шутить, на мой взгляд, можно обо всем, только нужно учитывать обстоятельства. Конкретно этот чел выкладывал фото незнакомых женщин с кринжовыми комментариями, в том числе на одной была спящая девушка и подпись „Другой бы изнасиловал, а я лишь пнул ногой“».

Корпоративная культура и этика

Естественно, компании стараются нанимать работников, которые разделяют их ценности. Единомышленникам проще взаимодействовать: в таких коллективах более благоприятный климат, эффективнее выполняются командные задачи и люди лучше понимают друг друга. Кроме того, подбирая сотрудников «по убеждениям», можно хотя бы надеяться, что они не попадут в скандал, который может обрушить репутацию всей фирмы.

Особенно это важно для небольших СМИ — журналисты, редакторы и сотрудники СММ-отдела в идеале должны быть сразу готовы работать вместе, понимать, каких позиций придерживается издание, какие темы оно будет освещать и с какой стороны. Никто не пустит работать в кадре оголтелого атеиста на телеканале «Царьград». НЭН не наймет на работу какого-нибудь «диванного патриарха», даже если у него будет Пулитцеровская премия.

Интересное по теме

Пришли и говорим: почему НЭН обвиняют в категоричности (и почему это несправедливо)

Если вернуться к Таисии Бекбулатовой* и парню, которого она не взяла на работу, нужно помнить следующее: «Холод*» много писал о сексуализированном насилии. Журналисты, в том числе и сама Таисия, общались с людьми, пережившими его. Они опрашивали психологов и психиатров, которые работают с травмами, вызванными сексуализированным насилием. И весь их коллектив определенно знает, что это ни разу не смешно.

Так зачем звать в этот коллектив человека, который считает насилие забавным? Не на должность уборщика, не на должность сисадмина, не на должность фотографа, а на должность редактора — человека, которому по должности положено корректно выражать свои мысли в публичном пространстве?

Представьте себе чувства репортера, который слушал истории жертв, сопереживал им, возможно, вспоминал случаи домогательств, насилия и харрасмента, случившиеся в его собственном прошлом. Представьте, что может ощущать такой человек, когда он слышит шутки о сексуализированном насилии!

А как же черный юмор и сатира?

У защитников неизвестного журналиста, так и не получившего должность, есть один, как им кажется, неотразимый аргумент: «Это черный юмор. Шутки об убийстве не означают, что человек кого-то собирается прикончить! Как и шутки об изнасиловании не означают, что перед вами насильник».

Что вообще такое, этот ваш черный юмор? В общем и целом — это циничные шутки на очень мрачные темы, в основном, касающиеся смерти. Поскольку бессмертных на эту планету еще не завезли, люди пытаются как-то примириться с тем ужасным и неизбежным, что ждет каждого из нас в конце жизненного пути — и шутят.

Юмор помогает снизить градус напряжения, искусственно принизить значимость ситуации, перестать бояться. Помните, как боролись с боггартом в книгах о Гарри Поттере? Над страшным существом следовало посмеяться. Именно это люди и проделывают регулярно, шутя на тему смерти.

Кроме того, у «черного юмора» может быть и дидактический компонент. Вспомните детские стишки-страшилки из вашего детства: это же настоящая инструкция по технике безопасности! Не гуляй по стройке, не лезь на крышу, не тронь непонятные предметы, найденные на улице, смотри по сторонам, переходя дорогу, — иначе погибнешь, и это будет выглядеть нелепо. «Маленький мальчик по стройке гулял, бесшумно подкрался к нему самосвал, больше не слышно ни криков, ни стонов — только ботинки торчат из бетона», — классика же! Впервые услышав это в девять лет, я сначала очень смеялась, а потом перестала лазить по стройкам.

Есть еще экстремально злая разновидность юмора, которая называется «сатира». Ее цель — обличать и клеймить позором. Сатира показывает зло в отвратительном и нелепом виде, гиперболизируя для этого некоторые его черты. Если посмотрев на картинку или прочитав фельетон, вы подумали о предмете сатиры: «Фу, мерзость! Сколько можно это терпеть!?» — значит, своей цели автор добился. Так работает знаменитый французский журнал «Шарли Эбдо». От их карикатур волосы встают дыбом и иногда начинает подташнивать, но так и было задумано.

Важно: сексуализированное насилие уже не раз на протяжении истории становилось предметом сатиры. Мишенью для авторов при этом всегда был насильник, закон, мешающий покарать насильника, или общественное попустительство, допускающее существование насилия.

Так почему сатира на тему насилия допустима, а юмор — нет?

Шутки о смерти позволяют примириться с ее неизбежностью. Шутки о сексуализированном насилии позволяют примириться с тем, что оно происходит.

Но мы не должны примиряться! Ни в коем случае не должны. С сексуализированным насилием надо бороться, надо делать его видимым, надо снижать толерантность общества к половым преступлениям, надо заниматься профилактикой сексуализированного насилия! А вовсе не примиряться в стиле: «В этом мире кого-то насилуют? Ну окей».

Шутки о сексуализированном насилии — часть токсичной патриархальной культуры.

Если изучить их, получится следующая картина: часть женщин заслуживает, чтобы их изнасиловали, другая часть женщин хочет этого, изнасилование может быть приятным, и, если вести себя определенным образом, изнасилование можно спровоцировать.

Классно, что никто не верит в эту чушь, правда? Ой, погодите, но ведь люди до сих пор в это верят! Женщины, мужчины и дети, пережившие сексуализированное насилие и рассказывающие о своем опыте, сталкиваются со всеми этими стереотипами на допросах в полиции, в кругу семьи и в кабинетах врачей.

Говорят, что шутки на тему чего-то кошмарного помогают переварить этот ужас, чтобы жить дальше. И в этом смысле жертва сексуализированного насилия, конечно же, может справляться со своим страхом и тревогой с помощью юмора. Но много ли вы видели изнасилованных стендаперов, комиков и авторов анекдотов? Все, что они делают — это принижают ужас и боль, которые довелось испытать реальным пострадавшим.

Как я разочаровалась в человеке из-за шуток

Лет десять назад я была знакома с одним человеком. Он был борцом с режимом, зожником, активистом, экологом, веганом, йогом и вообще производил впечатление этакого д’Артаньяна. Я была впечатлена и внимательно следила за его соцсетями. Он постил всякое остросоциальное, мне было интересно.

И вдруг на его страничке стали появляться сообщения про изнасилованного казака (был такой случай: парень из казачьей дружины обвинил знакомого мужчину в сексуализированном насилии). Наш д’Артаньян вовсю потешался над пострадавшим: его забавлял контраст мужественного казачьего образа и такой «позорной» штуки как гомосексуальное насилие. Шутка была не одна, не две, он там раз десять прошелся по теме.

Собственно, все мое уважение разлетелось, не выдержав столкновения с таким «юморком». Я читала и думала: неужели ты не понимаешь, что делаешь? Ты повторно травмируешь человека, пережившего ужасное событие. Он нашел в себе смелость об этом рассказать, а ты его унижаешь. Ты закрываешь рот мужчинам, которые стали жертвами сексуализированного насилия. Ты смеешься над чужой бедой, потому что тебе не нравится личность пострадавшего и его принадлежность к казакам.

Тысячу, сотни раз повторено: жертва не обязана нам нравиться. Даже если изнасилуют пятиглазую чупакабру, наше сочувствие должно быть на стороне чупакабры. Женщины понимают это чуть лучше, чем мужчины, но и от них периодически слышится: «Чем она думала? Наверное, именно этого пострадавшая и хотела!» Это — следствие того, что в нашей культуре принято обвинять жертв и принижать уровень их страданий. И делается это, в том числе, через шутки и анекдоты.

Ни одна монашка, пережившая сексуализированное насилие, не чувствует себя счастливой. Лежащие в кустах нагие девушки — не приглашение к сексу. Бисексуальный маньяк, напавший на пару в парке, не просто испортит им настроение, а, скорее всего, разрушит их отношения и жизни.

Сексуализированное насилие — это не смешно. И очень хорошо, что есть люди, которые прямо об этом говорят, не боясь прослыть душнилами без чувства юмора.

В конце концов на протяжении истории взгляд на смешное менялся: когда-то было офигеть как забавно набить в большую клетку кошек и спалить их заживо на костре. На это семьями ходили посмотреть, и никто не жалел бедных кисок. А потом кто-то заговорил о том, что так делать не следует. А потом кто-то с этим согласился. А сейчас вы наверняка крепко прижали к груди своего Барсика и пришли в ужас от дикости средневековых нравов.

Надеюсь, что уже мои внуки будут так же приходить в ужас от того, что в 2022 году кто-то считал допустимым шутить о сексуализированном насилии.

Навеки ваша, душнила Аня.

* — Таисия Бекбулатова и издание «Холод» внесены Минюстом РФ в «реестр СМИ, выполняющих функции иностранного агента».