Дети в профессиональном спорте — это боль. Но не надо делать вид, что ее нигде больше нет

Мы попросили медиаменеджера, бывшего спортивного журналиста и многодетного отца Никиту Белоголовцева порассуждать о детях в большом спорте. Впервые этот текст был опубликован в Chips Journal 22 февраля 2022 года, вскоре после окончания Олимпийских игр в Пекине.

Олимпийская драма Камилы Валиевой и нервный срыв Александры Трусовой в прямом эфире буквально заставляют нас в очередной раз поговорить про совместимость детства и профессионального спорта. Этот разговор у осознанных родителей принято начинать с определенных ритуальных фраз. Давайте я для протокола и очистки совести тоже их произнесу.

Это характерно для более-менее любых видов спорта, но еще более ярко и выпукло проявляется там, где физические особенности именно молодых организмов дают конкурентные преимущества (гимнастика, фигурное катание). Занятия профессиональным спортом крадут детство и не могут быть осознанным личным выбором ребенка.

Потому что какой вообще свободный выбор у подавляющего большинства российских детей? Занятия профессиональным спортом оставляют человека не готовым или не до конца готовым к жизни за его пределами; в случае раннего окончания карьеры — это всегда травмирующее состояние, которое нелегко пережить.

Окей, откатали обязательную программу, можно переходить к произвольной. Все, что написано абзацем выше, в лучшем случае полуправда. Потому что когда мы говорим, что «профессиональный спорт вредит детям таким и таким образом», честно поставить не точку, а запятую и продолжить, что таким же образом детям вредит вообще любая деятельность высших достижений.

Музыка высших достижений, актерская карьера высших достижений, математика высших достижений. Наверное, даже вышивание крестиком высших достижений, если бы оно существовало в природе.

Интересное по теме

«Разве она не знала, что ее вся Москва ищет?! Как так можно?!»: за что общество обрушилось на фигуристку Алину Горбачеву

Любое прорывное развитие и реализация исключительного (или кажущегося исключительным) таланта — это жертва со стороны ребенка.

Это как взлет ракеты и ее выход за пределы земного притяжения. Для него всегда требуются тысячи тонн топлива. В ситуации ребенка это топливо — его будущее физическое и ментальное здоровье. Мы вынуждены брать у детского организма взаймы под очень высокий процент.

Спорт не единственная и наверняка не самая жестокая сфера нашей жизни. Просто на его примерах очень удобно говорить об этой проблеме. Спорт — это жизнь под мощным увеличительным стеклом, или, развивая спортивные метафоры, спорт — это жизнь на стероидах.

Сильные, яркие, почти всегда очень красивые парни и девушки ходят по тонкой грани человеческих возможностей. Чаще всего они вызывают у нас достаточно сильные эмоции. Далеко не всегда положительные, но это и не важно: бомбардировка контентом и впечатлениями натерла нам такие плотные эмоциональные мозоли, что мы рады любой сильной эмоции, которая их пробивает.

Именно эта исключительность спорта делает его таким сложным для экранизации. Хорошие художественные фильмы есть более-менее про все на свете, а про спорт — их практически нет. Он настолько ярок сам себе, что практически не оставляет места для дополнительных фантазий.

Давайте рассмотрим на примере. Представьте, что вы успешный кинопродюсер и к вам в кабинет вбегает взволнованный молодой сценарист с только что оконченным сценарием (так торопился его распечатать, что тот аж дымится) спортивной драмы «Голый лед».

По сюжету картины, невероятно одаренная 15-летняя фигуристка за год обновляет все возможные и невозможные рекорды и приезжает на Олимпийские игры в далекую азиатскую страну (пусть будет для экзотики КНДР) в статусе главной надежды нации.

После триумфального для нее начала соревнований происходит ужасное и непредвиденное: в ее крови обнаруживают запрещенные вещества. Пусть они найдены в минимальных дозах и непонятно, как могут помочь ей во время выступлений, — правила есть правила. Мир тут же делится на два лагеря: в одном бесконечно сочувствуют милой девочке, в другом — требуют неукоснительного соблюдения процедур несмотря ни на что.

Героиня выходит на решающий старт и ломается под грузом ожиданий и обсуждений. В то же время ее подруга по команде, которая всегда была немного в тени, пытается воспользоваться внезапным шансом. Она выдает прокат своей жизни: впервые в карьере (и в истории вида спорта) выполняет пять сложнейших прыжков и не падает ни разу. Но и она не становится чемпионкой, потому что золото уходит к скромной и даже немного незаметной третьей спортсменке из той же страны. Она выглядит как тихоня-отличница и кажется самой взрослой и зрелой из них.

По невероятному стечению обстоятельств все трое занимаются у одного тренера — яркой и эффектной холодной блондинки в стильном пальто. Чемпионка почти все время молчит и, кажется, даже стесняется своей победы, рекордсменка по прыжкам безостановочно плачет у катка, государственный чиновник произносит речь, где говорит, что жесткость тренеров — залог наших прошлых и будущих побед. Главная героиня в финале вытирает слезы, проникновенно смотрит прямо в душу зрителю, обещает вернуться еще сильнее и победить всех через четыре года. Титры, пронзительная музыка.

Вы, как продюсер, скорее всего отложили бы этот сценарий в самый дальний ящик с пометками «чудовищная клюква» и «так не бывает вообще». Но ведь именно это (кроме последних слов Камилы Валиевой, которая пока ничего не говорила про свою карьеру) и произошло в олимпийском Пекине. Девочкам невозможно не сопереживать.

Когда мы начинаем смотреть на историю наших фигуристок через призму осознанного родительства и бережного отношения к детям, хочется кричать: «Оно того не стоит!» Но давайте я тогда спрошу: а потерянное детство Вольфганга Амадея Моцарта и Майкла Джексона стоит того, что они сделали для музыки? А потерянное детство Малалы Юсуфзай стоит ее борьбы за права девочек? А почему? А кто должен определять универсальный обменный курс детства и почему именно вы?

Интересное по теме

Я хочу отдать ребенка на спорт, но не хочу, чтобы спорт его сломал

Ловушка однозначных суждений захлопывается, когда мы, надев белое пальто, безапелляционно заключаем, что доведение Александры Трусовой до истерики и криков «ненавижу фигурное катание» — это варварство и такого не должно быть никогда и нигде. Но давайте по-честному.

Разве не может подросток абсолютно так же рыдать до или после экзамена по музыке? Поступления в элитную школу или просто конфликта с учителем? При этом дети, чьи истерики не показывают по Первому каналу, скорее всего гораздо менее крепкие и более восприимчивые к травме, чем Александра Трусова. Она и оказалась под камерой с серебром и в слезах как раз потому, что лучше почти всех живущих умеет справляться с болью и слезами. Иначе бы ее там попросту не было.

Юлия Липницкая, которая впервые заставила нас обсуждать этическую проблему «девочек Тутберидзе», после стремительной карьеры боролась с ментальными проблемами и расстройством пищевого поведения. Закончила институт и сейчас работает тренером.

Евгения Медведева, которая рыдала четыре года назад, пыталась продолжить карьеру и мучительно лечила спину. Сейчас она успокаивает Валиеву и Трусову в соцсетях и готовится к новым шоу и съемкам.

Давайте скажем честно: сотни детей (и их родителей) мечтали бы оказаться на месте этих «несчастных девочек». Потому что плакать после того, как не попал в десятку на Кубке губернатора Липецкой области, гораздо обиднее, чем после олимпийского серебра. Ненавидишь весь мир в целом и фигурное катание в частности гораздо сильнее Александры Трусовой.

Положа руку на сердце, я методично и последовательно откладываю вывод в этой колонке просто потому, что у меня его нет. Я не верю в свободу выбора для ребенка. Точнее считаю ее недостижимым в реальной жизни идеалом. Родители всегда прямо или косвенно влияют на то, что ребенок думает, знает, хочет и делает. Родители делятся не на тех, кто дает или не дает детям свободу. А на тех, кто не дает, но делает вид, что дает; и на тех, кто не дает, но хотя бы признается себе в этом. Вторые мне кажутся гораздо более честными и безопасными для собственных детей, потому что они хотя бы отдают себе отчет в том, что они на самом деле делают.

Фантастический и безусловный талант восьмилетней Камилы Валиевой (или Моцарта) — кому он принадлежит? Только ей? Или ее семье тоже? Или тем миллионам людей, которых она может приводить в восторг?

К сожалению, в реальной жизни нельзя было дождаться возраста, когда она могла бы сама и взвешенно принимать решение о том, стоит ли ей заниматься фигурным катанием. И если бы родители не решили за нее, где гарантия, что, отказавшись от таланта и призвания, Камила не училась бы сейчас в колледже и вместо британского журналиста не ненавидела бы педагога по бухгалтерскому учету?

Для меня этическая или моральная коллизия молодых фигуристок далеко не такая однозначная, как история девятилетней студентки МГУ Алисы Тепляковой. Я готов безоговорочно осуждать ее родителей, а вот родителей фигуристок — нет.

Единственный однозначный вывод, который я сейчас могу сделать для себя: какое счастье, что я не вижу у троих своих детей такого таланта, который заставил бы меня задуматься, стоит ли пожертвовать детством ради него. Или я просто подстраховался и решил на всякий случай его не искать или не замечать.