Что делать, когда ребенок не соответствует твоим ожиданиям

«Это просто ад. Я больше не могу» — так начиналось сообщение мамы восьмилетней девочки в одной из родительских групп. Дальше следовала история простая и, увы, нередкая: уже два года мама боролась со школой, с уроками, с заданиями, с контрольными и… со своей дочерью.

А девочка ни с чем и ни с кем не боролась. Она просто не могла справиться с нагрузкой. Не понимала, чего от нее хотят. Буквы не складывались в слоги, а слоги в слова. Рука отказывалась выводить аккуратные завитки. Нарисованная кошка была похожа на неровный квадрат с палочками. Цифры не запоминались. Ей было скучно и трудно.

Девочка очень хотела порадовать маму, но у нее не получалось. А мама отказывалась признать очевидное: у дочки проблемы, ей нужна помощь.

«Не могу, не хочу принимать ситуацию», — отвечала мама на комментарии, где ее уверяли, что оценки — не главное. Что куда важнее дочь, ее здоровье, их отношения.

Я очень хорошо понимаю эту маму. Давать советы со стороны — легко. Осознать, что твой ребенок еще так мал, а перед ним уже закрываются многие двери, — почти невыносимо.

Наша любовь к детям — сложный коктейль из нежности, желания защитить, стремления дать все самое лучшее, а еще страхов, личных амбиций и тревоги.

Мысль о том, что для кого-то твой ребенок — один из многих, а не единственный и самый лучший, — с трудом умещается в материнской голове. Втайне мы всегда надеемся, что его ждет великое будущее, что его жизнь будет лучше нашей.

Интересное по теме

Только не вундеркинд. Почему растить из ребенка гения — плохая идея

«Будешь дворником», «придется мыть туалеты» и другие страшилки из собственного детства всплывают в голове сами собой. И сколько бы мы ни произносили вслух сентенции о том, что не бывает плохих профессий, про себя большинство из нас добавляет: «Для других, не для нас».

И лишь действительно серьезные ситуации могут заставить нас не на словах, а на деле осознать: ребенок важнее оценок, счастье не зависит от диплома вуза, отношения с родителями отражаются на самооценке и самоуважении ребенка куда сильнее, чем результаты ЕГЭ.

Но не спешите осуждать, ведь на месте «невидящего» родителя может оказаться каждый. Просто изнутри все видится иначе, чем со стороны. Однажды я стала участницей такой истории и до сих пор пытаюсь разобраться в том, что произошло.

Мы с Леной познакомились, когда ее дочери было 7 лет. Она окликнула мою шестилетку во время прогулки в парке. Оказалось, они совсем недавно переехали, и девочка ходила в соседнюю школу. Дети быстро подружились, а следом и мы стали активно общаться.

Вера пошла в первый класс, с детьми на год младше, но адаптировалась слишком медленно. Неудивительно: новая страна, незнакомый язык. Как хорошо, что здесь не принято давить и требовать. «Не волнуйтесь, каждый ребенок развивается в своем темпе», — говорили учителя.

Потом началась пандемия, и учеба фактически прекратилась. 30 шестилеток с планшетами. Даже на родном языке в таких условиях учиться сложно, что уж говорить о Вере.

Интересное по теме

Русская школа в Канаде, или Как родной язык может помочь найти себя в другой стране

«Не беда, может, это и к лучшему», — думали мы с Леной. Ребенок привыкнет к новой обстановке, отдохнет, позанимается дома с мамой, а со следующего года втянется.

Однако новый учебный год принес сюрпризы и проблемы. Примерно через два месяца после начала учебы Лену вызвали для беседы с учителем. Оказалось, что «Каждый ребенок развивается в своем темпе» и «Не волнуйтесь» больше не были актуальными слоганами. Прошел год, а девочка так и не заговорила на новом языке. «Она не справляется с нагрузкой в нашей школе. Возможно, вам стоит поискать другое учебное заведение или обратиться к специалистам», — сказала учительница.

Не знаю точно, что почувствовала Лена, но сама я была в ярости: «Как они смеют так говорить о ребенке? Почему не хотят помочь? Ведь очевидно, что все это сложности адаптации. Новая страна, школа, язык. Пандемия и множество других причин!»

Все во мне протестовало, я задыхалась от возмущения, очень хотелось бежать куда-то жаловаться. И было обидно за подругу и ее дочь. Мне Вера казалась обычной девочкой, сообразительной и веселой. Ну есть небольшие проблемы с дикцией, рисует не слишком хорошо. Но ведь Лена объяснила мне, что проблема в том, что Вера не ходила в садик, сидела дома с бабушкой, никто с ней не занимался. Подрастет, адаптируется, нагонит.

И все же Лена обратилась в центр, где ей выделили специалиста. За весьма ощутимую сумму два раза в неделю с Верой делали уроки и какие-то элементарные упражнения.

Мне тогда честно казалось, что занятия дают свои плоды. Вера стала чуть лучше писать, постепенно заговорила на чужом языке. Из школы Лена ее забрала, выбрав государственную, поближе к дому.

Но там все оказалось еще хуже. Вера заметно отличалась от остальных детей, плохо понимала, что ей говорят, отставала от одноклассников. Дети бывают жестоки. Над девочкой стали смеяться, с ней не хотели дружить.

Интересное по теме

«Некоторые люди просто жестоки»: 20 фактов о травле, о которых обычно никто не говорит

Однажды мы с дочкой пришли на школьный праздник посмотреть на выступление Веры и увидели, что другие дети просто отворачивались, когда она пыталась с ними заговорить. Попытки жаловаться учительнице и директору не принесли плодов. С нового учебного года Вера еще раз поменяла школу. Теперь она стала одноклассницей моей дочери.

В этой школе Вера учится уже третий год. Она наконец адаптировалась, нашла друзей и чувствует себя в школе как дома. Но важно в этой истории другое.

Через некоторое время после начала учебы Лену вызвали на встречу с классным руководителем и школьным психологом. Они были обеспокоены тем, что Вера плохо пишет и читает, а также до сих пор не слишком хорошо понимает разговорную речь, а значит, не всегда знает, что от нее требуется.

Я беспечно отвечала ей, что проблема точно в языковом барьере. Еще чуть-чуть — и они все поймут, Вера заговорит, начнет быстро читать и хорошо писать. Все проблемы забудутся, как страшный сон.

Мы с Леной придумывали все новые стратегии мотивации Веры, которая совсем не хотела учиться. Через 10 минут бросала любое занятие, отвлекалась, смотрела по сторонам на кошек, птиц, детей и проплывающие по небу облака.

Мне постоянно казалось, что стоит еще немного постараться, и мы найдем волшебный ключ, поймем, как заинтересовать девочку учебой. А Лена напрягалась от любого звонка или мейла из школы, злилась на психолога и учителей. «Почему они просто не делают свою работу?» — удивлялись мы.

Увы, шло время, а проблемы никуда не исчезали. Вера училась по адаптированной программе, но даже с ней справлялась с трудом. Пришло время задуматься об экзаменах, которые дети сдают при переходе в среднюю школу.

После этого Лена решила обратиться к нейропсихологу. До этого обращаться к местным специалистам она не решалась, опасаясь, что результаты обследований на чужом языке могут оказаться необъективными.

Лене пришлось заполнять подробные опросники, отвечать на вопросы врача обо всем, включая раннее детство дочери. Учителя и школьный психолог также также получили от нейропсихолога копии опросников, чтобы обследование было максимально объективным. Вера прошла трехчасовое тестирование, которое даже пришлось разделить на три части, чтобы девочка смогла с ним справиться.

Интересное по теме

Фаббинг и номофобия: что дают нам гаджеты и что они отнимают у наших детей?

Через пару месяцев мы узнали о результатах. Вере был поставлен диагноз: СДВГ смешанного типа. Кроме того, показатели рабочей памяти и интеллекта оказались ниже среднего.

Лень, недостаточная мотивация, неспособность понять и запомнить какие-то вещи — оказалось, что у всего этого есть причина. Невозможно просто взять и заставить Веру учиться. Девочке была необходима когнитивная терапия.

— Ты знаешь, что я почувствовала, когда узнала диагноз? Облегчение. Я ведь всегда знала, что у дочки есть проблемы, — рассказывала мне потом Лена. Мы сидели на кухне и ели пирог, который Вера испекла почти самостоятельно. — Может, и не знала наверняка, но чувствовала: что-то не так. Мы и уехали в первую очередь из-за этого. Перед отъездом я водила Веру к неврологу и другим специалистам. Я везде слышала про СДВГ. Но мне все казалось, что стоит переехать, сменить обстановку, и все наладится само собой. Мне казалось, что проблема во мне, в том, что я недостаточно занималась ребенком, в бабушке, с которой она проводила слишком много времени. Бывший муж, с одной стороны, постоянно говорил, что с дочерью что-то не так, а с другой стороны — считал, что врачи, занятия, логопед — напрасная трата времени и денег…

Это история, у которой нет конца. Сейчас Вера учится по адаптированной программе и работает с нейропсихологом. Лена ждет результатов генетического теста, чтобы понять возможные причины того, что происходит с дочерью. Им обеим предстоит длинный и непростой путь.

Важно то, что теперь они живут в настоящей, а не выдуманной реальности и решают настоящие проблемы. Зная, что происходит с дочерью, Лена перестала требовать от нее невозможного. Она радуется прогрессу Веры, не сравнивая ее с другими детьми, не пытаясь дотянуть до абстрактного идеала.

Это потребовало большой душевной работы. Мечты Лены, ее амбиции, планы, которые она строила, — все это пришлось пересматривать и переосмысливать. Но в результате лучше стало и маме, и дочке.

Я рассказала эту историю со своей точки зрения — человека чужого, хотя и неравнодушного к судьбе девочки. У меня внутри не было того сложного клубка чувств, которые испытывают родители. Но я все равно ошиблась. Представьте себе, как легко не увидеть реальность, если речь идет о твоем собственном ребенке.

Очень трудно осознавать, что твоя жизнь далека от идеала. Не все мечты сбудутся, не все пойдет по придуманному когда-то плану. Еще труднее думать, что жизнь твоего ребенка не во всем похожа на сказку.

Но каждый родитель в душе понимает, что амбиции и планы — это не главное. Важно, чтобы ребенок знал: мама и папа рядом, они поддерживают, заботятся и принимают его таким, какой он есть: несовершенным, но самым любимым. И тогда получится исполнить мечту любого родителя — вырастить счастливого человека.