Роды, которые никто не захочет повторить.
Во время беременности, родов и после них женщина тревожится за здоровье малыша и свое собственное, а также сталкивается с кардинальной перестройкой организма и пониманием, что ее жизнь изменилась навсегда. В таких условиях она уязвима, надеется на поддержку близких, а со стороны медиков по праву рассчитывает на качественную профессиональную помощь. Но иногда опыт родов становится настолько травмирующим, что женщины отказываются заводить других детей — лишь бы не проживать такое снова.
НЭН вместе с Сетью взаимопомощи женщин «ТыНеОдна» готовит проект «Точка начала», посвященный теме, которой уделяется недостаточно внимания, — акушерскому насилию.
Публикуем истории четырех наших читательниц.
Моя история родов, возможно покажется кому-то не самой драматичной в мире, но для меня встреча с сыном оказалась тем еще приключением.
Мне 39 лет, беременность у меня очень желанная и проходила максимально легко и гладко. В моем городе только один перинатальный центр. И вот, почти год назад я проснулась в шесть утра оттого, что начали отходить воды. Мы с мужем позавтракали и поехали меня сдавать. Настроение у меня было максимально хорошее, никакого страха или паники. На первых этапах все было прямо радужно. Но, кроме вод, со мной больше ничего не происходило. В полдень мне дали мифепристон — тоже никакого результата. Через три часа снова дали таблетку. Начались нерегулярные схватки, часов в шесть поставили окситоцин — и поехало. Пить мне запретили. Хорошо, что утром я у санитарки выменяла тарелку супа на протеиновые батончики.
Мне становилось все хуже, я пыталась ходить или стоять под душем. Как-то, придя ко мне в палату, акушерка сказала, чтоб я надела компрессионные чулки. Я смогла надеть только один. Потом меня отправили на клизму, сказали взять полотенце (мое единственное), чтобы вытереться им после душа. По факту клизму сделали на нем, и это все происходило в проходной комнате среди санитарок, которые к тебе как к куску мяса относятся.
Когда я спросила про обезболивающее, мне сказали: «Ну, пошли посмотрим, заслужила ты или нет». Заслужила но-шпу.
В палате я лежала одна. Периодически заходили акушерки и прочие люди. Мне было очень плохо. Прицепили датчик КТГ, с которым я даже повернуться не могла. В 22 часа мне поставили промедол. Это не помогло, я очень просила, чтобы мне сделали кесарево. Сказали: «Ерунда, сама родишь». От промедола я вырубалась между схватками. Один раз зашла акушерка, села рядом смотреть сериал и сказала: «Ты все неправильно делаешь, задушишь ребенка». А я как бы не каждый день рожаю и вообще в первый раз. «Раз ты все неправильно делаешь, я пошла отсюда, а ты лежи тут одна и ори», — сказала акушерка и ушла.
Я лежала одна и плакала. Было очень больно, и встать было нельзя из-за КТГ. Я думала, что наверняка ведь где-то соблюдают правило трех «т» (тепло, темно и тихо), но точно не тут. Еще пару раз меня таскали на очень болючие проверки раскрытия. Эпидуралку мне отказались делать, сказав, что плод очень большой и сама я не вытужу.
В итоге в 3:15 ночи освободилась родильная палата и меня повели под белы рученьки рожать. Я запрыгнула на кресло — и вперед. Мой мальчик оказался действительно большеват для моих возможностей, мне сделали эпизиотомию. 15 разрывов. Еще от боли в схватках я почти прокусила себе нижнюю губу.
Сын родился в 3:30. 3700, 56 сантиметров. Никаких прикладываний к груди и пульсации пуповины. Пока меня зашивали, мое сердце разрывалось, как он там в стороне тихо плачет. Никаких обработок швов и обезболивания мне не предлагали. Сказали: «Ну брызгай мирамистином и суши швы на воздухе». Хорошо, что я мужа попросила принести обезболивающие свечи. Благодаря им, я смогла хоть немного ходить по роддому.
Восстановление заняло полтора месяца. Сексуальная жизнь спустя почти год не очень интересна. Но я так рада сыну, что ни о чем сильно не жалею.
Моя история не очень жесткая, но последствия тех родов со мной до сих пор.
В 2016 году я приехала со схватками в перинатальный центр. Уже на приемке женщина хамила: «Че вы из своего Подмосковья к нам лезете рожать?»
Дальше все шло, казалось бы, хорошо, я рассчитывала на профессиональную помощь врачей. Но ко мне просто приходили заполнить бумажки либо вколоть что-нибудь. На мои вопросы, что мне колют и зачем, ответ был: «Это для ребеночка». И все.
На раскрытии семь сантиметров характер схваток изменился: боль стала адской, я теряла сознание, три часа длились вечно. При выписке я узнала, что мне вкололи окситоцин просто так.
После этих трех часов пришел другой акушер со словами: «Ну, раскрытие семь сантиметров». «Какие семь сантиметров?! — в отчаянии ответила я. — Три часа назад было семь!» Все резко забегали, начали проводить осмотр, совали в меня какие-то щипцы, проводили манипуляции руками. Не помню, сколько это продолжалось, но в конце концов потуги начались и меня отправили на кресло. Пришли два мужчины и со словами: «Мы не будем давить на живот, мы просто даем ребенку опору, от которой он может оттолкнуться» — начали выдавливать мою дочь. Это потом я узнала, что такой прием запрещен и что могли быть серьезные последствия.
В процессе мне говорили, что я все делаю не так, плохо тужусь и что нужно активнее тереть соски. И самое тяжелое для меня — после рождения дочь унесли в соседнее помещение и оставили там. Все ушли на два с половиной часа, все это время я лежала и слушала, как мой ребенок плачет, а я боялась к ней встать — вдруг потеряю сознание и истеку кровью, а меня никто даже не найдет… Никто так и не зашел. Мы провели это время в диком стрессе вместо того, чтобы быть рядом и устанавливать связь.
Как последствия всего этого: дочь постоянно цепляется за меня. Когда была маленькая, не отпускала вообще, до сих пор тревожная и в свои девять лет просится спать со мной. И я невозможно боюсь снова рожать: боюсь проходить это все еще раз.
В нашем городе всех, у кого гестационный диабет, направляют на роды в областной центр, в отделение патологии. И предварительно в обязательном порядке госпитализируют туда на 39-й неделе. Так случилось и со мной, это была моя первая беременность. Я ответственно готовилась и хотя бы на бумаге понимала, что это за процесс и какие ситуации могут произойти. Я легла на дородовую госпитализацию.
Роды начались на 41-й неделе с помощью медикаментозной стимуляции. К слову, я не хотела соглашаться, но мой лечащий врач сказал мне, что переношенный ребенок хуже, чем недоношенный, и что я за мать такая, которая не беспокоится о своем ребенке. Утверждал, что эта таблетка — не стимуляция, а помощь организму, хотя на осмотре и он, и заведующая отделением сказали, что шейка матки творящая и к родам не готовая. Я неделю была вдали от дома, измученная анализами и бесконечными манипуляциями. Посоветовавшись с мужем, я согласилась.
Схватки начались под вечер после второй таблетки, и всю ночь были слабыми, так что мне удалось поспать. Утром они стали ощутимее, и я пошла на пост к медсестрам сообщить, что у моего малыша сегодня будет день рождения. Меня спустили в родовую на несколько человек, там стояло две кровати и одно смотровое кресло. Пришла женщина ставить мне катетер (для стимуляции родовой деятельности и подготовки шейки матки к родам трубку помещают в цервикальный канал). Она с силой схватила мою руку, ничего не объясняя, пережала ее и начала вставлять катетер. Я от непонимания дернулась, и кровь накапала на кровать и пол. Она начала на меня орать, что я все ей кровью залила и как я собираюсь рожать, если я такая чувствительная. Эта фраза сопровождала меня на протяжении всего времени, когда я находилась в родовом блоке.
Я начала проживать схватки, пять часов ко мне никто не подходил, затем сделали КТГ и сказали пойти погулять в коридоре, зажав простыню между ног, так как воды у меня еще не отошли. В это время они планировали осматривать другую женщину, которую привели ко мне в палату.
Через семь часов с начала активных схваток пришла врач и восемь ее подопечных. Каждый произвел осмотр, рассказывая, что он там у меня нащупал. Согласия на это у меня никто не брал, но я была в таком состоянии, что уже не отличала, где реальность.
После этого группового осмотра врач дала практикантке длинный крюк, чтобы вскрыть околоплодный пузырь. Все манипуляции производили до того, как подсовывать на них бумаги. Девочка-практикантка протаранила меня этим коньком изнутри, и я вскрикнула. В ответ врач крикнула на меня: «А как ты рожать собираешься?» и, взяв в руки этот крюк, сама «спустила» из меня воды.
Оставив нас с соседкой коротать время, они удалились. У соседки родовая деятельность шла активнее, в то время как мои роды стояли на месте. Когда соседка начала рожать, меня наконец-то перевели в одноместную родовую. Там меня положили под КТГ и сказали, что придут ко мне через 20 минут, проверят. Напротив моей новой палаты стоял стол той женщины, которая ставила мне утром катетер. Прошло 20 минут, и я попросила снять меня с КТГ, чтобы я могла двигаться, так как схватки были уже невыносимыми и лежа проживать их было в разы сложнее. Она проигнорировала меня. Потом я еще несколько раз просила ее об этом, умоляла. В итоге она просто встала из-за стола и захлопнула дверь в родовую. Суммарно с КТГ я провела полтора часа вместо заявленных 20 минут.
Ко мне в палату пришла врач, которая крайний раз была у меня на групповом осмотре, сняла с меня КТГ, усадила в кресло, очень грубо «слила» остатки вод, посмотрела КТГ и сказала, что раскрытие спустя 11 часов интенсивной родовой деятельности по-прежнему два сантиметра, шейка не раскрывается и что у ребенка гипоксия и нужно срочно делать кесарево. На тот момент мне уже было все равно, что будут делать, лишь бы малыш остался жив. Единственное место, где ко мне обращались по-человечески, было отделение реанимации.
Малыш родился с гипоксией, 6/7 по шкале Апгар, это отразилось неврологическими последствиями. Я не сразу услышала, как он закричал. Медсестра сказала, что он «синенький», и убежала с ним в другой блок. Ко мне в послеродовую палату его перевели к вечеру следующего дня.
Я очень тяжело пережила операцию и так же тяжело приходила в себя после. Зашивала меня девушка-ученица (не знаю, как их точно называют во врачебной среде), шов был ужасен и заживал очень долго, с осложнениями.
Опыт родов наложил на меня неизгладимый след. Я работала с психологом, потому что не могла сама с этим справиться. Я зареклась иметь детей — больше не хочу переживать подобное.
Мерч
Рассылка
