«Самолет увидел твои голубые глазки — так мы узнали, где ты». История Жанетты, у которой бывший муж отобрал сына

После этого бывший супруг, ранее не выказывавший никакого желания заботиться о старшем сыне, стал пытаться его отобрать — угрозами, силой, манипуляциями. А после решения суда, вставшего на сторону Жанетты, сына у нее похитили, избив при этом ее саму и ее маму.

Жанетта, кажется, прошла все инстанции — она выиграла суд в Москве, добилась признания решения законным на территории Грузии, куда отец увез ребенка. Но все равно ей его не отдавали. Отец перевез сына в Чечню и попытался отобрать у Жанетты и второго сына, который никогда не жил с ним, а также обязать женщину платить алименты. Но это ему не удалось.

По делу о похищении бывший муж Жанетты объявлен в розыск. Очередной иск, поданный им в Чечне, суд прекратил. Но он обжаловал это решение.

Я чеченка, родилась в Грозном. Когда мне было четыре, моя семья переехала в Хасавюрт (Дагестан). Родители у меня с высшим образованием. Отец экономист, мама химик-биолог. Семья не очень строгих по кавказским меркам правил. Папа очень добрый, понимающий. Мама построже, похолоднее. У меня две сестры и младшие братья-двойняшки. Семья была светская. В 90-х, лет в 15–16, я в моей семье первая начала молиться. Сегодня вся моя семья религиозная.

К нам с сестрой приходило много сватов, мы обе красивые, семья у нас хорошая. Мы всегда отказывали, считая, что потенциальные женихи не дотягивали до нас в интеллектуальном плане, не были настолько развиты, как мы с сестрой. Мы много читали, ходили в музыкальную и танцевальную школы. Родители нас не принуждали выходить замуж.

После школы я хотела поступать на врача в университет, но мне не разрешили — на медицинском только очное обучение, а родные не хотели, чтобы я жила в другом городе одна. Тогда я выбрала экономический факультет и подала документы — тоже на очное. Родители без моего ведома после решения семейного совета перевели мои документы на заочное.

В 2000 году, когда мне было чуть за 20, мы переехали в Москву. Замуж я вышла довольно поздно по мусульманским меркам — в 32 года. Это был 2009 год. Я знала его всего месяц. Все случилось как во сне.

Мы познакомились на сайте, на котором общались чеченцы, родившиеся в Грозном и потом разъехавшиеся. Он мне написал, примерно месяц мы общались как знакомые, пару раз увиделись. Потом он сказал, что хочет жениться.

Я рассказала об этом маме, которая тогда жила в Махачкале. Скоро в Москву приехала мамина подруга, познакомилась с ним, он ей понравился, и она стала уговаривать мою маму выдать меня замуж. Я сначала категорически отказалась, но после долгих уговоров согласилась. Все уверяли, что я за ним буду как за каменной стеной, еще он прикидывался очень религиозным.

Мы оформили религиозный брак, регистрацию постоянно откладывали под тем или иным предлогом. В итоге так и не расписались. Вместе мы прожили четыре года. С нами он практически не бывал, сыном никогда не занимался. За это время мы разводились один раз практически на год.

Интересное по теме

«В одной палате оказались люди, которых к койкам привязывают, и я — женщина, которая просто не захотела жить с мужем»: история Лины

Развод

В июне 2013 года, когда второму сыну было полгода, я узнала, что другая женщина родила от него дочку. Я сказала, что ухожу, и уехала к матери в Махачкалу. Он обещал «исправить свою ошибку» — а в августе уехал отдыхать с той женщиной и их ребенком, отключил все телефоны. Тогда я поняла, что он ничего не собирается менять, и попросила развод. Мы развелись.

Старший сын все время вспоминал папу и скучал по нему. Я писала бывшему мужу, просила его поговорить с ребенком.

Он звонил ему по скайпу, спрашивал, как дела, а потом включал мультик в своем телефоне и ставил телефон перед экраном. Вот и все общение.

Осенью дети стали болеть — в Махачкале другой климат, не как в Москве, им было сложно адаптироваться. В Дагестане вылечить их не получалось. Я просила бывшего мужа принять нас в Москве, сопровождать, помочь, чтобы я могла детей свозить в больницу на обследование. Он согласился только после звонка моего отца (папа тогда уже жил во Франции с другой семьей).

Мы с мамой прилетели в Москву. Я с младшим легла в больницу, старшему разрешили лечиться дома. Пока мы жили в квартире, мы постоянно были под каким-то надзором. Бывший муж постоянно попрекал — если что-то было просыпано или на обоях «отпечатки жирных рук ребенка». Но мы терпели такое обращение ради детей.

Однажды он сказал, что ему нужно слетать в Америку. А он с 2012 года постоянно летал в Майами — вроде бы по делам, не знаю, что на самом деле у него там было. Перед тем, как улететь, он сказал нам подписать расписку о том, что воспитание детей должно строго согласовываться с ним, что никто из наших родственников и знакомых не должен заходить в квартиру, а если я выйду из дома, за мою безопасность никто не отвечает. Если мы не выполним эти условия, он заберет детей.

Мы с мамой были в шоке, отказались подписывать, и он нас выгнал. С не до конца вылечившимися детьми мы оказались на улице под снегом. Мы сразу позвонили знакомым. Они нас забрали, и на следующий день мы улетели на Кавказ.

Интересное по теме

«Я ушла, когда поняла, что ему нравится меня избивать и это никогда не кончится». История Нины

Отец увозит старшего сына

Через какое-то время бывший муж стал выходить на связь, не извиняясь за свой предыдущий поступок, жаловался моей старшей тете, что ему якобы не дают общаться с детьми. Я разрешила сыновьям созваниваться с ним по видеосвязи. Один раз вместе с ним по ту сторону экрана были другие мужчины, он им показывал детей. Увидев это, я заподозрила неладное и отключила связь.

Примерно через месяц бывший муж сказал, что ему дают американское гражданство, он уезжает насовсем, а перед этим хочет попрощаться с детьми. Попросил привезти их в Москву. Я поверила и поехала. Воспользовавшись случаем, снова походила с сыновьями по больницам — в Москве не такая медицина, как в Дагестане. Все время моего пребывания там он вел себя на удивление хорошо, готовил детям завтрак, стелил им постели, никогда такого не было. Я подумала, что он исправился. Затем он улетел, а вернувшись, снова стал таким, как прежде — невнимательным, грубым, контролирующим.

Я сказала, что хочу улететь домой, но он запретил. Когда я стала настаивать, он устроил мне скандал, дважды ударил меня в плечо, а когда я присела на корточки и плакала, несколько раз ударил ногами. Это все на глазах у сыновей.

Через несколько дней он заявил, что я могу ехать домой — но без детей, «они принадлежат не тебе». Я, конечно, отказалась. Он звонил моим родным — «забирайте ее». Родные тоже сказали, что заберут меня только с детьми.

Теперь он стал каждый раз, выезжая куда-то, брать старшего сына с собой, а меня запирал в квартире с младшим. Ночью старший спал в его комнате. Я не знала, что делать, никуда не обращалась — боялась, что он разозлится и будет мстить.

Как-то, когда я убиралась, он вошел в квартиру с какими-то не знакомыми мне людьми. Я побежала в детскую, покрылась (я хожу в хиджабе, только дома ношу открытую одежду). Один из мужчин, якобы мулла, сказал: «Вы разведены, ты оставляешь детей и уезжаешь». Муж взял сына, начал одевать его. Я кричала, пыталась схватить ребенка, но этот мужчина удерживал меня. Отец ушел с сыновьями. «Нет у тебя детей больше, — сказал этот мулла и громко засмеялся. — Посмотрите на нее, как шайтан кричит». Я эту сцену, наверное, никогда не забуду.

Когда они все ушли, я позвонила в полицию. Они приехали и взяли у меня заявление. Сказали, что ничего не могут сделать, — детей надо возвращать через суд.

Вечером того же дня бывший приехал домой и стал мне угрожать: «Если ты не улетишь, внизу стоит спецназ (я в окно увидела микроавтобус с затонированными стеклами), тебя вывезут и сделают из тебя террористку». Я стала умолять, чтобы мне вернули хотя бы младшего, чтобы я его докормила, а потом, когда ему исполнится два года, я его отдам.

Ночью он вернулся с детьми. Сказал, что оставит мне младшего, если я заберу заявление из полиции. В два часа ночи, накормив и уложив ребенка, я поехала в отдел и забрала заявление, написав там же новое. Тот документ я забрала, чтобы показать бывшему мужу и успокоить его.

Муж запретил мне говорить старшему сыну, что мы с младшим уезжаем, даже не дал с ним попрощаться. Я слушалась — боялась, что у меня и младшего заберут. Когда отец надевал сыну обувь, тот на меня смотрел. Я губами ему шепчу: «Я люблю тебя». Он не понимает, что я хочу сказать. Я еще раз повторяю: «Сыночек, я люблю тебя». И все, он его увел.

Вернувшись, отвез меня с младшим в аэропорт. Всю дорогу оскорблял меня, а я ехала молча, прижав к себе сына. Радовалась, что хотя бы один ребенок со мной. Обезопасив младшего, я планировала вернуться за старшим.

После этого мне удалось еще пару раз связаться со старшим по видеосвязи, когда я была в Махачкале. Потом бывший муж все контакты оборвал. Сыну было тогда три года.

Интересное по теме

«Если ты умрешь, мы будем говорить детям, что у них была хорошая мама». История Хеды

Решить мирным путем

Я много куда писала заявления, снова обратилась в полицию, в уголовный розыск, к Кадырову. Меня пригласили в департамент по делам граждан. Чиновники при мне позвонили бывшему мужу. Он сказал, что не вернет сына.

Когда я была в Москве, я узнала, что ребенку назначен визит к педиатру (мне из клиники звонили — в его данных был мой номер телефона). Я пришла туда. Ребенок был на меня обижен, бывший муж меня к нему не подпускал. После приема у врача он увел его, усадил в машину. Я умоляла: «Можно я хотя бы просто рядом с ним поеду, побуду рядом?» Но он не позволил. У меня чисто физически не было возможности сына забрать: бывший муж крупный. Я постоянно себя виню: тогда можно было сделать что-то, в этот момент можно было. Каждую ситуацию прокручиваю в голове: что могла бы сделать и не сделала.

В конце 2015 года я написала в соцсетях Ксении Новиковой из «Блестящих», у которой была такая же ситуация, — она возвращала своих детей из Испании. Ксения откликнулась, дала мне контакты своего адвоката Марии Сергеевны Тимофеевской. Та сказала, что с кавказцами такие дела лучше сначала пытаться решить мирным путем.

Мне тогда как раз дали контакт важного чиновника, который вроде бы мог как-то помочь. Я решила подождать. Сама тоже пыталась до какого-то момента по-мирному решить, но бывший муж оборвал все возможности связаться с ним — даже когда я звонила с незнакомых номеров, блокировал, узнав мой голос.

Я завела аккаунт в Блоге*, в котором рассказывала про сыновей и про то, как пытаюсь вернуть старшего. В феврале 2016 года мне написали с незнакомого аккаунта, сказали, что знают информацию о сыне, дали номер телефона. Я позвонила. Оказалось, это была родственница новой жены моего бывшего. Она рассказала, что сына воспитывают в ненависти к маме, говорят ему, что мама его бросила, чтобы он называл меня не мамой, а по имени — Жанеттой, что он постоянно болеет и у него бывают истерики.

Интересное по теме

«У девочки были вши, она не знала, что такое краски и пластилин». Как отцы крадут детей у бывших жен

Суд и похищение

По-мирному решить не получалось. В марте 2016 года мы с адвокатом Марией Сергеевной поставили запрет на выезд ребенка из России и подали в суд на алименты и определение места жительства.

Отец привел сына на заседание. Он сказал, что хочет остаться с папой, а еще — что он регулярно общается со мной. Но это было не так. По нашему запросу суд назначил психологическую экспертизу.

10 ноября 2016 года бывший муж пришел с ребенком на экспертизу.

Ребенок то подходил ко мне, то отходил. говорил «ты плохая». Психолог у него спрашивает: «Почему плохая?» — «Ты брала деньги у папы и не отдала ему». А бывший муж никогда мне не давал деньги, только после моего отъезда в Махачкалу по 20 тысяч рублей на каждого сына дал. Когда жили совместно, если я шла в магазин, я должна была принести чеки и сдачу, вот такое было отношение к деньгам у него.

Экспертиза длилась почти девять часов. Когда после ее окончания ребенка вывели из кабинета, он на некоторое время остался без присмотра. Я сказала ему: «Побежали вниз!». Там меня ждала адвокат. Мы сели к ней в машину и уехали.

Нам стали звонить, угрожать. Бывший муж до ночи не выпускал из экспертного учреждения психолога, которая приехала меня поддержать. Ей вызывали скорую — у нее случился гипертонический криз.

На следующий день я со старшим сыном улетела на Кавказ. Только оказавшись дома, я стала отвечать на звонки их отца. Потом и сыну стала позволять с ним общаться по видеосвязи. Отец звал его к себе, но сын говорил, что хочет остаться со мной. Я попросила мужа прислать нам игрушки и другие вещи сына. Он сказал, что подождет с этим. Думаю, он уже тогда готовился отобрать у меня сына.

Предполагаю, что бывший муж попросил знакомого опера ЦПЭ в Чечне найти меня. Тот приехал в Дагестан в дом моих родственников, взяв с собой участкового и других сотрудников дагестанской полиции. Всем говорил, что меня подозревают в терроризме. Кошмарили моего дядю, руки ему заламывали, требовали сказать, где я и дети. Но родные не выдали меня.

После экспертизы суд должен был принять окончательное решение. Заседание было назначено на 12 декабря 2016 года. Когда оно началось, адвокат мне сказала прятаться, потому что бывшего мужа в суде не было — были только три его адвоката. Опасаясь, что он что-то замышляет, я пряталась у знакомых и друзей.

Суд длился семь с половиной часов. Мы его выиграли. В экспертизе (есть в распоряжении редакции) было указано, что у отца с сыном холодные, дистантные отношения и что он должен жить со мной.

Позже была апелляция — суд второй инстанции тоже встал на мою сторону (решения судов первой и второй инстанций есть в распоряжении редакции).

Тем не менее, адвокат сказала мне продолжать прятаться. Я послушалась, хотя не думала, что ситуация действительно настолько опасная. Я считала, что судебное решение в мою пользу дает мне гарантию.

Утром 9 января 2017 года я приехала домой к маме в Махачкалу. Дети соскучились по бабушке, к тому же, было затишье, я подумала, бывший муж успокоился. Мы покушали, поехали в мебельный — заказали сыновьям двухъярусную кровать, они очень радовались. Потом в магазине купили фруктов и сладостей. А когда подъезжали к дому, нас там уже ждали. Несколько мужчин напали на нас, избили нас с мамой и похитили старшего сына. И все это на глазах у младшего, который дико кричал от страха.

Я сразу обратилась в полицию. Был объявлен план «перехват». Машину, на которой увозили сына, нашли быстро — эвакуатор вез ее в Грозный. То есть похитители бросили машину и пересели в другую. 3 июня ребенка незаконно вывезли в Беларусь. От своих контактов в белорусской погранслужбе я узнала, что 3 июня 2017 года отец с ребенком вылетел из Минска в неизвестном направлении. В конце года, судя по данным угрозыска, сына перевезли из США в Катар. А в феврале 2018 года я через соцсети узнала, что он находится в Грузии, учится в школе в Батуми.

Грузия

Наше Министерство просвещения писало в Грузию запросы, но ответов не было. В итоге я сама туда поехала. В Грузии на рабочей конференции как раз находилась адвокат Малика Абубакарова, которая взялась мне помогать.

В грузинском Минюсте мне подтвердили, что ребенок живет в Батуми, ходит в школу. Мы с Маликой подали в суд, чтобы решение российского суда о том, что старший сын должен жить со мной, признали законным в Грузии. В январе 2019 года состоялось первое заседание. Я туда приехать не смогла — зимой на Военно-грузинской дороге снегопады и туманы. На суде была мой адвокат. Бывший муж заявил, что не скрывает от меня ребенка и я могу с ним видеться. Рассмотрение дела отложили.

Весной я приехала в Батуми с намерением увидеть сына. Я думала, он скучает по мне и ждет меня. 1 апреля мы с грузинским адвокатом пришли в школу. Я знала, кто у ребенка учитель, пошла в класс. Как сейчас помню: в руках большое Lego, я вся трясусь. Было время перемены. Я зашла в класс, обратилась к учительнице. В это время сзади подбежали дети. Я спиной почувствовала, что среди них мой сын, повернулась. Он бежал первым.

Сын даже не поднял на меня глаза, только услышал мой голос — метнулся из стороны в сторону в ужасе, выскочил пулей из класса и с дикими криками побежал по коридору.

До чего надо довести ребенка, чтобы он так себя вел?! Он уже несколько лет не жил со мной, то есть его поведение было результатом влияния тех, с кем он живет.

Я вышла в коридор, стояла в оцепенении. Я попросила вызвать полицию, позвать психолога. Ко мне вышел директор.

Сейчас иногда думаю: надо было просто бежать за ребенком! У меня в Москве есть знакомая женщина, такая же разлученная с ребенком мама, — от нее дочка в школе с криками убегала, но мама приходила каждый день, хватала ее, обнимала, говорила «не бойся, я твоя мама» и в итоге у них наладились отношения. А я испугалась. Нужно ли было за ним бежать, его хватать, если он так на меня реагирует? Не знаю до сих пор, как было правильно.

Я поговорила с директором, с учителями: «Как вы вообще могли принять ребенка без согласия матери?!» Показываю им все решения судов. По их словам, им сообщили, что мать ребенка террористка, шахидка и кто там еще.

Отец приехал в школу и забрал ребенка. После моего визита сына месяц не выпускали из дома, он не ходил в школу.

Мы с адвокатом уехали в Тбилиси. Там я попала в кризисный центр, так как испытала сильный стресс после визита к сыну, два дня лежала под одеялом. Другие люди, которые были в центре, на второй день стали спрашивать: она что, умерла там?

В кризисном центре я оставалась до суда. Между заседаниями трое судей Верховного суда решили устроить нашу общую встречу, чтобы я в неформальной обстановке пообщалась с сыном и они бы посмотрели, как мы ладим. Я принесла ему это большое Lego, но он не брал, говорил, не надо, отец ему все покупает. Судьи настояли: возьми, это от твоего брата. Они очень профессионально действовали, как психологи. Из суда мы поехали в кафе поесть мороженое.

Бывший муж тоже был с нами, крепко держал сына за руку. Я потихоньку стала разговаривать с сыном, показывала ему видео, на которых мы танцевали и веселились, когда он был со мной. Я говорила ему, что плакала, скучала по нему и искала его везде.

Придумала историю, что отправила самолет искать его, и он, пролетая над Батуми, заметил голубые глазки сына, и так мы узнали, где он. Ребенок заинтересовался, стал прислушиваться. «Что за чушь она тут несет?!» — сказал отец, схватил его и увел.

Верховный суд Грузии признал решение российского суда законным на территории страны, в мировом соглашении было написано, что сын должен жить со мной. Было решено, что до налаживания детско-родительских отношений ребенок останется в Грузии с отцом, с ним будут работать психологи и социальные работники. Мы пока должны были общаться по видеосвязи.

Психологов он не подпустил к ребенку, соцработник назначал видеосвязь — было несколько созвонов по четыре-пять минут. Сын во время них общался с братом. Как только я появлялась в экране, он говорил: «Уберите ее». Я думаю, это отец ему подсказывал, я слышала его шепот.

Чечня

Несмотря на то, что бывшему мужу запретили выезжать из Грузии с ребенком, осенью 2019 года он выехал в Чечню. И там обратился в суд.

6 декабря было первое заседание, я не знала о нем.

У бывшего мужа было пять исковых требований: чтобы оба сына жили с ним, чтобы я платила алименты, чтобы был снят запрет на выезд, чтобы я закрыла страницу в блоге* и чтобы меня ограничили в родительских правах на обоих сыновей. Моя адвокат Малика Абубакарова была в суде, она предоставляла решение московских судов, но это не помогло.

В марте суд принял решение ограничить меня в родительских правах. То есть теперь появилась угроза, что у меня отберут и младшего сына. Мы обжаловали это решение. Апелляция была назначена на июль. За это время я, наверное, десять лет жизни потеряла: у меня могли отобрать ребенка, который с грудного возраста всегда был со мной.

9 июля 2020 года апелляционная инстанция полностью отменила то решение (есть в распоряжении редакции).

Еще когда бывший муж приехал в Чечню, я сообщила об этом приставам в Москве. Они стали отправлять поручения в Чечню, чтобы мне передали ребенка. Были одни исполнительные действия, во время которых я смогла несколько минут поговорить с сыном в подъезде перед дверью квартиры, где он жил. Сын мне сказал: «Уходи, ты меня украдешь».

Летом 2020 года сыну исполнилось десять лет. Отец заставил его написать бумагу, что он хочет жить с ним. И 24 августа снова подал в суд. Как будто все предыдущие решения суда ничего не значат.

Приставы уже назначили принудительное возвращение мне сына, но исполнительные действия затянули и не осуществили. 7 сентября, на предварительном заседании по новому иску, суд вынес обеспечительные меры: что ребенок должен жить с отцом до вынесения решения. Рассмотрение дела перенесли в Дагестан, по моему месту жительства. Это не понравилось бывшему мужу, и он иск отозвал. Судопроизводство было прекращено 19 января 2022 года. А уже 27 января он снова подал иск в Чечне. 15 июня суд снова встал на мою сторону. Бывший муж подал апелляцию, ожидаем, когда будет рассмотрение.

Весной мы с адвокатом обратились в Европейский суд.

Что касается похищения старшего сына в 2017 году, в прошлом году следователь в Махачкале возбудил по этим обстоятельствам уголовное дело. Бывшего мужа признали причастным к этому преступлению, но его местонахождение не смогли установить. Он объявлен в розыск (документ есть в распоряжении редакции).

* — В материале упомянуты организации Meta Platforms Inc., деятельность которой признана экстремистской и запрещена в РФ.

Понравился материал?

Поддержите редакцию!